– Я хочу сказать, тот, кто все это затеял, имеет приличные бабки, следовательно, засадить его за решетку будет ох как нелегко. Убийцы – наемники, заказчик – в сторонке, а мы в дураках.
– Обрадовал, – крякнул Артем.
– Чем богаты…
– Слушайте, – вмешалась я. – Давайте для начала все же найдем этого типа. Навестим мать девочки…
– Она в санатории. Это в тридцати километрах от города. Вот адрес. – Артем положил на стол листок бумаги. – С ней лучше встретиться тебе.
– У этой бабы есть деньги? – спросил Лукьянов.
– Она в детском саду работала. Сейчас на инвалидности. Муж умер. Так что, сам понимаешь, денег пруд пруди.
– То есть ее можно смело вычеркнуть из списков?
– Ехать все равно надо, – вздохнула я. – Вдруг узнаем что-нибудь…
– Серафимович здесь не случайно появилась, – почесав бровь, заметил Лукьянов, – и, очень может быть, она уже знала, что некто начинает охоту. Возможно, она получила анонимку с угрозами или что-то в этом роде. Сначала письмо Ивановой послала, чтобы предупредить ее, а потом и сама сюда приехала.
– Анонимка? – усмехнулась я. – По-твоему, убийца тяготеет к театральным эффектам?
– А по-твоему? Женщин зарезали в одном универмаге. Четыре убийства в течение десяти дней. Настоящее шоу. Разве нет?
– Он псих, – подумав, изрекла я.
– Или человек, который не мог простить, – усмехнулся Лукьянов.
– Двенадцать лет – большой срок.
– Есть раны, которые не заживают, – вздохнул Артем.
– Слушайте, он псих. Раны – это, конечно, серьезно, да и то, что они сделали с девочкой… Но он псих. Оставьте этот дурацкий тон. Он – убийца и чертов сукин сын, его место за решеткой, как бы ни кровоточило его сердце. Я все понятно растолковала?
– Чего это ты так разошлась? – удивился Артем. – Будет кого посадить, посадим как миленького.
Я вымыла посуду и вышла на балкон. Лукьянов сидел в гостиной перед телевизором. Мне не хотелось появляться там. Было бы совсем неплохо, уберись он в гостиницу. В конце концов, для него заказан номер, деньги потрачены… Он возник около меня совершенно неожиданно, я вздрогнула, когда почувствовала его рядом.
– Иногда надо дать мозгам отдых, – сказал он весело, облокачиваясь на перила. – Убийца от нас никуда не уйдет.
– Надеюсь, – ответила я.
– Ты не хочешь, чтобы он попался? – Вопрос насторожил меня. Я повернулась к Лукьянову, вопросительно взглянула на него. – Ты ему сочувствуешь. Оттого и нервничаешь.
– Свою точку зрения я высказала.
– Это официальная точка зрения. А что думаешь ты?
Я поразмышляла немного и ответила правду:
– Не мне его судить. Или ее.
– Знаешь что? Наплюй на все эти мысли и просто выполняй свою работу.
– Иди ты в задницу с умными советами.
– Злишься? Я сам на себя злюсь.
– Серьезно? – не поверила я.
– Ага. Там, в парке, я тоже мечтал об этом.
– О чем? – решив, что чего-то не поняла, спросила я.
– О том же, что и ты. Смешно, правда?
Смешно ему не было. Мы стояли рядом, и в свете, что падал из окна кухни, я видела его лицо, странное, без обычного выражения презрительного равнодушия ко всему на свете. И взгляд у него был совсем другим. «Ему тоже бывает больно», – вдруг подумала я и заревела ни с того ни с сего. Протянула руку к его лицу, а он закрыл глаза и сжал мое запястье. Я гладила его щеки, лоб, а он целовал мои пальцы.
…Я взглянула на часы – половина четвертого, за окном темень, звезд не видно. Наверное, будет дождь. Лукьянов лежал на спине, дышал ровно, но я знала, что не спит.
– Ты меня любишь? – спросила я. Он повернулся на бок, демонстрируя мне спину.
– Обожаю, когда ты строишь из себя дуру.
– Саша, соври, чего тебе стоит?
Он приподнялся на локте, посмотрел на меня, а я зажмурилась под его взглядом.
– Я люблю тебя. Я на тебе женюсь. Я сделаю тебе ребенка, а если захочешь – двух или трех. Захочешь?
