– Вы давно здесь отдыхаете? – спросила Женька, обращаясь к Владиславу Петровичу.
– Третий день, – ответил он и заявил: – Любопытно, Иван Иванович к нам сегодня пожалует?
– Непременно, – засмеялся Валера. – Человек он общительный, а здесь две лишние пары ушей. Не забывайте, что бедняга лишен всех благ цивилизации, а у нас хоть электричество есть.
Подали чай, разговор как-то не клеился, хотя мы с Женькой и старались его поддержать. Владислав Петрович переместился на диван, закурил и уткнулся в газету недельной давности. Валера изо всех сил делал вид, что ему с нами очень весело, Лидия Артуровна откровенно позевывала.
– Сейчас бы неплохо искупаться, – заявила Женька, зазывно поглядывая на Валеру. – Вы говорили, что где-то нашли место для купания?
– Вас комары сожрут, – заметила Лидия, глядя на Женьку с таким видом, точно желая сказать: «Все я, милочка, вижу, и все твои мысли бабьи прекрасно знаю».
– У меня специальный лосьон есть, – обрадовал Валера. – С утра, по крайней мере, комары от меня шарахались.
Через двадцать минут мы отправились купаться, но не успели отойти от дома и на сотню метров, как я охнула, замерла и попыталась покраснеть. С последним, кстати, не вышло.
– Ты чего? – проявила ко мне интерес Женька. Избегая взгляда Валеры, я торопливо зашептала ей на ухо о своей беде, подружка хмыкнула. – У меня должна быть булавка в кошельке. Тебя подождать?
– Вы лучше скажите, где будете купаться, я вас найду.
Валера довольно толково объяснил, как пройти к тому месту, где он купался, а я, кивнув в знак того, что все распрекрасно поняла, понеслась назад к дому. Правда, неслась недолго – как только скрылась с глаз своих спутников, притормозила, а потом и вовсе отступила в кусты и к дому пробиралась крайне осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания. Мы с Женькой успели изучить план бывшей дачи, и теперь я воспользовалась боковым входом: небольшой дверью, ведущей в кухню. Все служащие, в том числе и Мария Павловна, уже покинули рабочие места, кухня пустовала, в коридоре лампочка не горела, и пробираться по лестнице пришлось практически на ощупь. Внизу в холле, возле камина, в обшарпанном кресле сидела Лидия Артуровна и, вытянув шею, напряженно вглядывалась в пейзаж за окном. Мне сразу стало ясно: дама на посту, следит за тем, чтоб мы не свалились как снег на голову. Хорошо, что профессиональные навыки у нее отсутствуют и еще про одну дверь она просто забыла. Где пребывает супруг, оставалось лишь догадываться. На всякий случай я заглянула в столовую: ни души, а в кресле брошенная Владиславом газета.
Прошмыгнув мимо Лидии Артуровны, очень занятой ролью дозорного, я босиком, держа в руках шлепанцы, поднялась по лестнице и увидела Владислава Петровича, который стоял спиной ко мне возле двери, находящейся слева от нашей, и что-то там с ней проделывал. Подозреваю, он пытался ее открыть.
Я громко кашлянула, Владислав Петрович обернулся, а я с улыбкой сообщила:
– Валера ушел купаться, – точно Владислав Петрович этого не знал.
– Вот как, – глядя на меня без намека на любезность, ответил он, а я вдруг подумала, что мы во всем доме втроем: он, я и его препротивная супруга, взгляд у парня многообещающий, и я сваляла дурака, вот так бросаясь ему навстречу. – Хотел одолжить у него бритву, – хмуро сообщил Владислав Петрович и направился по коридору, а я вошла в свою комнату и заперла ее на задвижку.
«Ну и что я узнала? То, что писателя чем-то привлекает комната Валеры, совершенно ясно. Вопрос, что он там надеется найти? Золото, бриллианты? Довольно глупо везти с собой их в эдакую глушь. Тогда что?» Размышляя над этим, я вышла на балкон и огляделась. До соседнего балкона рукой подать. Почему бы не попробовать?
Перекрестившись, я перелезла через перила, шагнула над пропастью и вцепилась рукой в перила соседнего балкона. Дальше стало легче. Теперь я думала не столько о безопасности, сколько о том, чтобы остаться незамеченной. Присев на корточки, я выждала некоторое время и лишь потом приступила к осмотру. Дверь на балкон была заперта, но форточка открыта. Сама форточка была забрана сеткой, крепилась она при помощи обыкновенных канцелярских кнопок. Я легко вытащила их, просунула в форточку руку и нащупала задвижку, предварительно подергав дверь и убедившись, что закрыта она лишь на один верхний запор.
Через секунду я вошла в комнату. Она была точной копией нашей. В углу стоял рюкзак, рядом мольберт и еще какое-то приспособление, состоящее из медных трубок, брезента и крючков. Я заглянула в рюкзак. Краски, бутылка с подозрительного вида жидкостью, в общем, ничего интересного. Оставив рюкзак в покое, я огляделась. В таком столе хранить ничего невозможно, остается шифоньер и тумбочка.
В тумбочке бритвенные принадлежности, зубная щетка, паста, лосьон, две расчески и фен для сушки волос. Я перешла к шифоньеру. Куртка с подкладкой в клетку, два свитера, нижнее белье, две рубашки, стопка носовых платков. Совершенно ничего интересного.
В крайней досаде я закрыла шифоньер, и тут взгляд мой упал на нижний выдвижной ящик. Максимально выдвинув его, я встала на колени и смогла увидеть, что задняя стенка у шифоньера в этом месте отжата, я сунула туда руку, фанера легко отошла, а я нащупала между стеной и шкафом сверток. Нечто тяжелое было завернуто в плотную тряпку. Еще не развернув сверток, я знала, что увижу, и не ошиблась: в руках у меня был пистолет. Или револьвер? Нет, пистолет. Роман Андреевич, уличив меня в очередной ошибке во время прочтения моей новой повести, битый час втолковывал мне, чем отличается пистолет от револьвера. У кого-то из них должен быть барабан, только я сейчас не помню у кого, от волнения, наверное, хотя Роман Андреевич говорит, от бестолковости.
– Тоже мне толковый, – пробормотала я. Как всегда, при воспоминании о муже я почувствовала себя сиротой. А домой-то как захотелось, не высказать.
Я торопливо завернула оружие в тряпку и положила на место, стараясь вычеркнуть из сердца Романа Андреевича и всецело сосредоточиться на своей миссии, как я ее представляла в ту минуту. Ящик я закрыла и, почесав затылок для улучшения мыслительного процесса, вернулась к одежде.
Под курткой на вешалке висела барсетка. Я открыла ее и увидела паспорт, водительское удостоверение, двести долларов и пачку отечественных денег – все купюры по пятьсот рублей, икона Николая Чудотворца в конвертике, и больше ничего. Отступать было обидно, я тщательно осмотрела барсетку еще раз и была вознаграждена за настойчивость: в ней имелось еще одно отделение, которое вот так сразу и не заметишь. Заглянув в него, я вытащила на свет божий документ и задумалась. Удостоверение сотрудника частного
