– Конечно, не верю. Но там может быть кто-то похуже нечистой силы. Не забывай, Василий и тот очень боится.
– И кто там, по-твоему?
– Сидя в кустах, этого не узнаешь. В конце концов, это твоя творческая командировка. Я сейчас вообще возьму и спать уйду, а завтра вплавь и домой, с Ромкой мириться.
– Ты же говорила, две недели…
– А ты говорила, надо разобраться, что здесь происходит. Говорила?
– Ладно, – поднялась с облюбованного ею пня Женька, – пошли вместе. Не худо бы проверить, в доме этот хмырь или удрал, – заметила она, когда мы уже удалились от дома.
– Думаю, удрал. Вчера со светом спал, а сегодня огонь потушил.
– Надо было разделиться и обе двери держать под наблюдением, теперь вот гадай…
– Если мы застукаем его на мельнице, то и гадать не придется.
Мы шли через луг, когда Женька пугливо прошептала:
– Светится…
– Конечно, светится, – согласилась я, изо всех сил стараясь быть храброй. Однако чем ближе мы подходили к мельнице, тем храбрости становилось меньше. В конце концов, она вообще куда-то улетучилась, а тут еще дождь разошелся, мелкий, надоедливый.
– Я подхвачу воспаление, – заныла Женька, но я не стала обращать на это внимание, потому что прекрасно понимала: если поддамся страху, то завтра буду чувствовать себя дура дурой. С этой черной мессой надо разобраться, и побыстрее, не то шутник, догадавшись о нашем к нему интересе, перестанет появляться здесь и тайна останется нераскрытой.
Когда мы, миновав перелесок, вышли к реке, все окна мельницы были черными.
– Опоздали, – с досадой сказала Женька, за минуту до того отчаянно трусившая.
– Это ничего не значит, вдруг мы перехватим его по дороге, – возразила я, выходя из кустов, и едва не столкнулась с человеком. Впрочем, не берусь утверждать, что это точно был человек. Нечто темное неожиданно явилось моему взору, я вскрикнула, а Женька заорала. Человек, или кто бы он ни был, резко повернулся, намереваясь сбежать, а я, должно быть, в припадке безумия, попыталась его схватить. Пальцы заскользили по чему-то мокрому, не в силах ни за что ухватиться, пока я не нащупала какую-то веревку, уцепилась за нее, и заорала: – Женька, помоги, я его держу!
Надо отдать Женьке должное, продолжая голосить, она кинулась мне на помощь. Существо оказалось очень юрким, вывернулось из моих рук и бросилось в кусты. В руках у меня осталась то ли сумка, то ли рюкзак, сразу не разберешь. Женька бросилась в погоню, но, оказавшись в кустах, споткнулась в темноте и упала мне под ноги, конечно, я тоже упала прямо на нее, и мы дружно заорали, потому что перепугались.
– Прекрати орать, – первой пришла в себя я и села. Стало ясно: преследовать неизвестного дело пустое: времени мы потеряли достаточно, к тому же в темноте он ориентируется гораздо лучше, чем мы. – Где у тебя фонарик? – вздохнула я. Женька ничего не ответила, но вскоре вспыхнул свет, и я могла лицезреть ее разнесчастную физиономию.
– Ушел? – спросила она, нервно озираясь.
– Конечно, ушел.
– А это чего такое? – Луч света вырвал из темноты рюкзак. Взглянув на него, Женька принялась нервно хихикать. – Анфиса, а тебе не кажется, что мы до смерти напугали человека? Кто-то шел по своим делам и вдруг…
– Кто это здесь шел? – отмахнулась я. – Василия и Вову не напугаешь, а больше ходить здесь некому.
– А вдруг кто-то из приезжих? – не унималась Женька.
– Хватит гадать, лучше посмотрим, что в рюкзаке.
Не стоило нам этого делать, но кто же знал… Я развязала рюкзак, Женька исправно светила, и мы увидели в рюкзаке большой целлофановый пакет. Не вынимая его, попробовали разобраться с содержимым, стянули пакет и… В первое мгновение я даже не поняла, что там такое. Женька вдруг сделалась серой и со всего маха приложилась к земле затылком с подозрительным стуком, после чего признаков жизни уже не подавала.
– Женя, – охнула я, подобрала фонарь и на четвереньках приблизилась к ней, чтобы попытаться оказать подружке первую помощь. Потом перевела луч света на нашу находку, и до меня наконец дошло: в пакете лежала голова. Человеческая голова, принадлежавшая мужчине, темные волосы, усы, глаза плотно закрыты. – Ой, мамочка, – тихо сказала я и хлопнулась рядом с Женькой.
В чувство меня привел дождь, он ни на шутку разошелся, холодные капли били мне по лицу. Я с неохотой приподнялась и огляделась: это не сон, я лежу в кустах, рядом Женька без чувств, и где-то здесь отрезанная голова. Господи, зачем я очнулась?
Однако, если очнулась, лежать под дождем глупо. Я попыталась отыскать фонарик, стараясь не думать ни о злополучной голове, ни о том, что Женька лежит рядом и упорно не подает признаков жизни. Фонарик нашелся, свет зажегся, и это было странно, потому что выходило, что, падая, я его как-то выключила. Борясь с искушением направить свет на рюкзак, я все-таки решила сначала привести в чувство подругу. Я приподняла ее голову, и Женька вдруг спросила:
– Ты жива?
– Как ты меня напугала, – охнула я.
– Она там? – не обращая внимания на мои слова, задала она еще вопрос.
– А куда ей деться, – вздохнула я.
