– Ушла из дома. С Катей они подруги, поэтому вполне естественно…
– Да-да, я понимаю. Она вам что-нибудь рассказала?
– Так, кое-что, но я ей не верю. В субботу, по ее словам, они были на дискотеке. Не помните, в котором часу Катя вернулась домой?
– Конечно, помню. В половине седьмого утра. Мы всю ночь не спали, хотя должны были бы привыкнуть. Отец раз двадцать звонил ей на мобильный, но он был выключен.
– Она как-то объяснила, почему не ночевала дома?
– Если бы это было в первый раз… – горестно усмехнулась Ирина. – Катя умудрилась превратить нашу жизнь в ад. Только не подумайте, что я жалуюсь.
– Отец пробовал с ней поговорить?
– Он чувствует себя чуть ли не преступником. Дает ей сумасшедшие деньги на карманные расходы, вместо того чтобы… Я не вмешиваюсь, потому что автоматически становлюсь виноватой. Я же мачеха, – невесело засмеялась она. – Но в субботу она превзошла саму себя. В буквальном смысле на ногах не стояла. Таксист, что привез ее, сказал, что подобрал Катю на площади Победы, она брела прямо по проезжей части. На счастье, смогла сказать, где живет. Человек, к счастью, попался хороший, родителей пожалел, отвез домой. Муж был в шоке. Пытался с ней поговорить, какое там. В воскресенье отлеживалась. Мы решили оставить ее в покое, ей было очень плохо, даже врача намеревались вызвать. В понедельник Катя пошла в школу, хотя отец предлагал ей остаться дома. Домой пришла часов в пять, бледная, в ознобе, и я, честно говоря, испугалась. От врача отказалась, теперь сидит в своей комнате, плачет.
– Плачет?
– Да. Я боюсь… я боюсь, что ее изнасиловали. Напоили и изнасиловали. Муж разговаривал с Владиком, это ее парень, тот говорит, что они поссорились в субботу и с тех пор не виделись, на телефонные звонки она не отвечала. Такая депрессия на пустом месте не возникает. Должна быть причина. Поэтому я и решила… Но я даже не знаю, как сказать об этом мужу, тем более уговорить ее обратиться к врачу.
– А если ее депрессия как-то связана с исчезновением Юли? – высказала я свое предположение.
– Что вы имеете в виду?
– Если не возражаете, я задам Кате еще пару вопросов.
Я вернулась в комнату девочки, теперь она лежала на спине и таращилась в потолок.
– Ты вернулась домой уже утром, – сказала я, устраиваясь в кресле. – Так где вы были всю ночь?
– Это она вам сказала? Мачеха? Она нарочно. Она все врет. Вы что, не понимаете…
Я подошла, схватила ее за плечи и хорошенько встряхнула.
– Кончай строить из себя несчастную сиротку. С твоей подругой беда. Я хочу ей помочь. Где вы были ночью? – Она попробовала сопротивляться, но быстро поняла, как это бесперспективно, и то, что ее вопли на меня не подействуют, поняла тоже. – Где вы были ночью? – повторила я.
– Не помню, – жалобно захныкала Катя. – Я не помню. Ну почему вы мне не верите?
– Потому что ты врешь. И я думаю, у тебя есть на это причина.
– Нет. Честно. Я не вру. Мы ушли из клуба, у нас была бутылка водки, мы ее в клубе купили. Во дворе выпили, потому что тошно было, скукота и день не задался. У нее Кот, у меня Владик, все так по-дурацки… А больше я ничего не помню. Наверное, я уснула на скамейке. Когда пришла в себя, Юльки не было. Меня тошнило и вообще… Не помню, как добралась домой, помню только, что на такси. Я Юльке звонила в воскресенье, у нее мобила в отключке. В понедельник в школу она не пришла, и я испугалась. Я не знаю, где она. Честно не знаю. Я пить больше не буду, никогда, и школу прогуливать. Я стану хорошо учиться…
– Вот это бы не помешало, – кивнула я, поднимаясь. – Если ты врешь и с Юлей беда, это будет на твоей совести. Не думай, что с таким грузом удобно жить.
Я поспешно удалилась, чтобы еще чего-нибудь не сказать сгоряча.
Не успела я устроиться в машине и завести мотор, как увидела Свету Коршунову. Она перебегала дорогу, направляясь к дому, где жили Савельевы.
– Интересно, – пробормотала я, взглянув на часы. – До конца занятий девушка не высидела.
Я решила подождать ее, а чтобы ожидание не томило, позвонила Тагаеву.
– Рад тебя слышать, – заявил он. Тимур всегда так говорит, это у нас вроде пароля.
– Не спеши, – хмыкнула я, – в смысле радоваться, я с просьбой.
– Наконец-то. Ты никогда ни о чем не просишь, и это меня тревожит. Что я должен сделать?
– В твоем ресторане «живая» музыка, а у меня безработная скрипачка.
– О господи, другой просьбы у тебя нет? – вздохнул Тагаев.
– Нет, – ответила я. – А эту что, не выполнишь?
– Выполню, конечно. Правда, я понятия не имею, на кой черт мне скрипачка, но если тебе так хочется… присылай.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я.
– Ты помнишь, какой завтра день?
– Помню.
– Тогда до завтра, – сказал Тимур, и мы простились.
