– Он ушел?
– Ушел. Можно сказать, из рук выскользнул. Винтовочка осталась на память.
– Мне мент в оцеплении сказал, что киллера гоняли.
– Гоняли – сильно сказано, растворился он на заснеженных просторах. А теперь скажи, кому понадобилось нас предупреждать?
– Тому, кто хотел сохранить жизнь Никитину, – пожала я плечами.
– Тогда чуть раньше обеспокоиться стоило бы. Кто-то хотел убить двух зайцев: и от Никитина избавиться, и от киллера.
– То есть звонили для того, чтобы сдать киллера? А смысл?
– Киллер – профессия опасная. Кто-то решил, что парень свое отработал.
– И надеялся, что во время задержания его пристрелят?
– Во время задержания или чуть позже.
– Чуть позже рисковано. Паренек сообразит, что его сдали с потрохами, и от большей обиды хозяев заложит.
– Если успеет.
– Я вот что думаю, – вздохнула я. – У него есть враг, он воду мутит, а нам загадки загадывает.
– У киллера враг?
– Ага. Это он нам записочку кровью написал, мне денежки прислал и даже позвонил сегодня. Все для того, чтобы вывести нас на этого типа. А мы по бестолковости ничего не поняли. Киллер ушел, и нас, скорее всего, ожидает еще один труп. Человека, который его нанял.
– А у тебя оптимистичных прогнозов нет?
– Не держим.
– Да-а… – протянул Вешняков. – Возразить тебе трудно. Скорее всего, так оно и будет. По-твоему, наш киллер и есть таинственный любовник Светланы?
– Любовник либо он, либо тот, кто нам пытался его сдать.
– Подожди, но тогда выходит, что он девчонку убил только для того, чтобы нам записочку кровью оставить?
– Почему бы и нет.
– Тогда он псих. Терпеть не могу психов. Сам с ними психом станешь. Убить девчонку, чтобы сдать нам какую-то сволочь? Все-таки это слишком. Нет, пусть с этим кто-нибудь посообразительней меня разбирается.
– Когда можно будет взглянуть, что нам оставила Луганская в ячейке банка? – спросила я. – Чего возитесь?
– Думаешь, так просто? Там одних бумаг два десятка, банк частный, и хозяин на Канарах, а они без него чихнуть боятся. Да и наши хороши… Но теперь засуетятся.
– Вешняков, – предложила я, – пойдем водки выпьем.
– Водку я не против… А чего так?
– Что-то у меня предчувствие нехорошее. С самого утра.
– С этим надо бороться, – забеспокоился Артем. – Пошли.
Но далеко уйти нам не удалось. Ему позвонили на мобильный, и он, чертыхаясь, побежал на работу. Я подумала и решила, что не худо бы заглянуть к Деду, сделать, так сказать, ритуальные приседания. Толку от этого никакого, но он должен видеть, что я не отлыниваю и в трудную минуту пасусь рядом.
Лишь только я вошла в здание, сразу поняла: заявиться сюда было плохой идеей. Граждане либо метались по коридорам с очумелым видом, либо затаились по кабинетам. И те и другие не чаяли пережить сегодняшний день.
Приемная была пуста, дверь в кабинет Деда распахнута, кабинет тоже пуст. Вслед за мной влетела Ритка с кипой бумаг в руках.
– Где Дед? – спросила я шепотом.
– Он в бешенстве.
– Понятно. Как думаешь, стоит показаться ему на глаза или смыться по-тихому?
Ответить она не успела. Дверь, ведущая в комнату отдыха, открылась, и появился Дед. Выглядел он бодрым и совершенно спокойным.
– Совещание через двадцать минут, – сказал он Ритке. – Позвони Абрамову. А ты зайди на минутку, – кивнул он мне.
Я вошла, закрыла за собой дверь и немного потопталась у порога.
– Сядь, – сказал Дед. Я прошла и села, сам он замер у окна в своей излюбленной позе. – Ты оказалась права, – медленно произнес он, не поворачивая головы. – Не спрашиваю, как ты догадалась о готовящемся убийстве, но, если догадалась, значит, что-то тебя к этому сподвигло. Что происходит, черт возьми? – глухо спросил он.
– Со мной или вообще?
