примерно, – Женька показал и торжественно закончил: – Так Люсиль украла самую большую тыкву!
Софи помолчала-помолчала, а потом захохотала, совсем как Ольга, когда впервые услышала эту историю, и у Жени слегка отлегло от сердца.
Может, и не так велика она, культурная пропасть…
– Ну темно же было, – проныла Люся. – Я что нащупала, то и взяла…
– Моя сестра говорит, что было темно, – перевел Женя, – но я полагаю, дело в обычной человеческой лени. Большую тыкву надо катить, обеспечивать пути отступления, наконец, где-то прятать и потом что-то с ней делать.
– А с дыней как поступили? – поинтересовалась Софи, все еще смеясь.
– Съели, конечно.
– Незрелую?!
– Потом животы болели, но это уже частности. Это добыча, ее надлежало съесть.
– Прекрасная история, – одобрила Софи. – Только это было много лет назад. А сейчас?
– Что сейчас? Воруем ли мы тыквы? Нет, с криминалом я тогда и покончил.
– Сейчас твоя сестра чем занимается?
– Она работает в сфере торговли, – сказал Женя. – Люсь, кто ты сейчас по должности?
– Завскладом…
– Заведующая складом. В супермаркете.
– Ответственный пост, – одобрила Софи. Женька перевел, и Люся расцвела. – А Базиль?
– Базиль – слесарь, у него своя мастерская. – Предчувствуя, что придется давать Софи кое-какие пояснения, Ильясов заранее выучил необходимые термины. – Что угодно починить может. Или, если замок заклинило, вскроет. Вот с кем надо было ходить на тыкву, а не с Люсиль.
– А твоя подружка, она кто? – спросил Вася, с интересом прислушивавшийся к французскому щебетанию.
– Я же говорил – она преподаватель и специалист по приему и размещению туристов в Нормандии, – напомнил Женя. Хорошая дорога, солнечные блики на близком океане и внятные указания навигатора настраивали на оптимистичный лад. – В этой поездке ей нужно собрать кое-какие материалы. Об этой… как ее… Софи, как зовут эту женщину? Инес де Кастро?
– Инеш де Каштру, так говорят португальцы, – кивнула Софи. – Самая романтичная история любви. Из- за нее мы сюда и приехали.
4
Эшторил, самый фешенебельный курорт Ривьеры, издавна облюбованный европейской аристократией, бурлил, словно котел с гречневой кашей. Если в мае здесь еще бывало тихо, то с июня начиналось отдохновенное столпотворение – да так до сентября и не заканчивалось. Капризный климат Португалии в августе улучшался и дарил туристам череду жарких безоблачных дней, когда можно валяться на пляже, гулять под пальмами на бульварах или же пить холодный чай в уличных кафе, утыканных полосатыми зонтиками. Кто-то пропадал на полях для гольфа, похожих издалека на куски замши, кто-то уже стремился в казино, едва проспавшись после вчерашнего… Океан пестрел парусами лодок и серферов, моторка тащила традиционный «банан»; сидевшие на нем счастливые туристы визжали так, что с берега было слышно. Когда проезжали по городу, за казино увидели столпотворение – проходила местная ярмарка ремесел. Это означало, что там живописно продают различные непонятные штуковины по приемлемым ценам. Ильясов решил про себя, что попозже можно будет наведаться на ярмарку – в журнале пригодится все, особенно «редкие» съемки, вроде фестивалей и таких вот местечковых мероприятий. А что не купит журнал, то продастся в Интернете на фотобанках.
Эшторил сверкал, манил и переливался: он был в сезоне, в расцвете и жаждал себя показать.
Женя выбрал это место отчасти по просьбе Софи, желавшей немного позагорать (а в самом Лиссабоне делать это скучно), отчасти в надежде, что Вася с Люсей сгинут на пляже, в привычной своей среде, и можно будет о них позабыть. В отеле «Сана Эшторил», расположенном очень удобно – недалеко от пляжа и с видом на бухточку, – предполагалось только ночевать. В соответствии с разработанным планом следовало зарегистрироваться, оставить чемоданы в номерах и поехать осматривать Лиссабон, где и обед, и достопримечательности. Столица находилась всего-то в получасе езды, и то если не очень торопиться. Кроме того, дальше, прямо за Эшторилом, располагался Кашкаиш – еще один фешенебельный курорт Лиссабонской Ривьеры, где шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на модный магазинчик или модный ресторанчик. Там тусовалась прогрессивная молодежь.
Ильясов полагал, что, увидев сверкание океана и привычную череду лежаков на пляжном песке, Люся и Вася немедля очаруются и оставят своих спутников в покое. Не тут-то было.
– Так, в Лиссабон поедем? – деловито спросила Люся, когда ключи от номеров были получены. – Сразу?
– Минут через пятнадцать, – буркнул Женька, остро сожалея, что родственнички не клюнули на приманку.
Ну и ладно. Насладиться обществом Софи ему никто не помешает.
Через некоторое время путешественники встретились на парковке, у машины. Женька наконец сменил заляпанные джинсы (хотя Софи ни слова не сказала и на пятно даже не смотрела, а женские взгляд такие вещи отмечает мгновенно, это Ильясов точно знал), Вася – футболку (на этой было написано «Пью где хочу»), а Софи переоделась в чудные шортики, открывавшие длинные загорелые ноги, и белый топ – как тогда, при первой встрече во Франции. Женька посмотрел на Софи, отвел глаза, потом еще посмотрел; француженка нацепила на нос солнечные очки, сдвинула на затылок летнюю кепку «блином» и сказала:
– Если мы пока не лежим на пляже, буду загорать так.
– Она ж обгорит, бедная! – ахнула Люся, благодаря длинным льняным штанам и блузке такой опасности намеренно избегавшая.
– Не обгорит, – пробормотал Женя, не в силах больше отвести глаз от Софи. – Ты ведь не обгоришь?
– О, нет. Я не обгораю, но твоей сестре спасибо за заботу. Спасибо, – неожиданно произнесла она по- русски.
– Надо же, по-нашему знает! – восхитился Вася, который, по всей видимости, воспринимал Софи, как дрессированную собачку, и ждал, что она еще выкинет, радуясь новому трюку. – А дальше?
– Я пока мало знаю по-русски, – объяснила Софи, когда Женька ей перевел, и старательно выговорила: – Здравствуйте, спасибо, пожалуйста, извините. Это все, – развела она руками.
– Ну-у, непорядок, – не одобрил Вася. – Что ж ты, брат, ее не научил?
– Не научил, – Ильясов открыл для Софи дверцу машины. – Все, поехали.
Дорога вилась вдоль берега – слева аккуратные домики, отели, кафе, справа – набережная и громадная, нереальная какая-то гладь океана. Был штиль, и вода смутно отражала небо, как начищенный воском пол бального зала отражает люстры и лепнину. На середине пути к Лиссабону Женька остановил машину на парковке, объяснив, что хочет сделать несколько снимков, все вышли, а он полез в рюкзак, прикрутил нужный объектив, отошел на пару шагов, прицелился… и опустил фотоаппарат.
Мелочи жизни, неудачный перелет, злость на Васю и Люсю и столкновение с поклонником Софи мешали Женьке ощущать самую главную радость: он приехал. Он приехал в другую страну, со своими, пока непонятными ему обычаями, с другим ритмом жизни, с другим океаном, наконец. Атлантика дышала солью и йодом, несла шорох прибоя и крики чаек. За спиной с плотным шорохом проносились по гладкому шоссе машины. Неизвестное дерево нагло раскинуло ветви над скамейкой, на которой пристроился местный житель, а под – собака неопределенно-бурого цвета, и безнаказанно цвело пушистыми красными кисточками. Софи подошла к краю ограждения и с любопытством посмотрела вниз, на пляж под обрывом. Люся рассматривала дерево и о чем-то спорила с Васей. Ильясов поднял фотоаппарат и снял все это – и ленивую собаку, и Софи в ее кепочке, и родственников на фоне местной растительности.
– Внутренний покой, внутренний покой, – пробормотал Женька, словно обучавшаяся кун-фу панда из диснеевского мультика.
