чемоданчиком сюда, а не выяснил все по Сети. Значит, либо эта информация там отсутствует, либо слишком непонятна, чтоб можно было ею воспользоваться.
– Да ты просто хочешь еще раз смотаться в Коллевиль, – буркнул Женька.
– И это тоже, – согласился Ник. – Только сначала, – он посмотрел на Ольгу, – мы все-таки съездим в Мон-Сен-Мишель, а то и вправду свинство получается.
– Мальчики, не надо лишних жертв, – сказала Ольга. – Вы же изведетесь. Хуже того, я тоже изведусь. И, наконец, из Мон-Сен-Мишеля дольше возвращаться. Давайте позавтракаем по-человечески и поедем обратно к местам высадки. Это, похоже, карма.
Разумеется, все предположения об убийстве и таинственной группировке, охотящейся за сокровищем, не выдерживали никакой критики, но никто не стал акцентировать на этом внимания. Хотелось приключений – так хотелось, что, когда эти приключения настигли, отказываться было глупо. Ольга испытывала радостное возбуждение – то ли из-за приключений, то ли оттого, что всю ночь проспала рядом с Никитой. Понять бы еще, значит это что-то или нет. Время покажет.
В машине переживший бессонную ночь Женька сразу заснул, обняв рюкзак, а Никита и Ольга вполголоса трепались о ерунде. Говорили о старых знакомых, о том, что происходило в последние восемь лет, когда общение фактически прекратилось... Словно плотину прорвало. Ни один не произнес ни слова о былых отношениях, но Ольга ощущала: что-то меняется. Может, однажды они все-таки смогут об этом заговорить.
– Ты же не поверил в сокровища, – сказала Ольга после часа езды, прислушавшись сначала к Женькиному храпу, доносящемуся с заднего сиденья.
– Ну... не очень, – усмехнулся Никита. Свежий ветерок, врывавшийся в открытое окно, устроил на голове Малиновского воронье гнездо. – Звучит, конечно, не слишком правдоподобно. Но знаешь... такие истории случались. Предки оставляли бессмысленные тексты, и, когда кто-то наконец находил в них смысл, это было чревато интересными открытиями. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
– А говорил – незаконно, незаконно...
– На самом деле так. По-хорошему, нужно искать этого племянника или отдать письмо местному историческому обществу, но... это же скучно, правда?
– Очень скучно, – согласилась Ольга.
– Настоящие неприятности начнутся, если мы обнаружим что-то ценное и попытаемся сбыть это с рук в обход официальных инстанций, – объяснил Никита. – Согласно закону, все найденные на территории Франции исторические ценности принадлежат государству.
– Мы же не собираемся их присваивать. Хотя вилла в Довиле... – мечтательно произнесла Ольга.
– Если там ценностей на миллионы евро, нашедшим перепадет вознаграждение от государства, – обнадежил ее Малиновский. – Хотя такие случаи с дядюшкиными загадками, как правило, нехарактерны. Обычно поднимают клады с затонувших кораблей или находят ценности, запрятанные в разные неспокойные времена – например, в годы Французской революции. Золотые луидоры, бронзовые римские монеты в амфорах...
– Звучит потрясающе.
– Оль, я бы губу не раскатывал. Вряд ли это настоящие бумаги.
– Но Женька говорит, что похоже.
– Твой Женька – фотограф, а не историк. Письмо напечатано на компьютере, все остальное – просто копии имеющихся в Сети и музеях материалов. Либо это розыгрыш...
– Либо орудовал дилетант, как и мы, – закончила Ольга.
– Я смотрю, ты в детстве не наигралась в клады, – усмехнулся Никита.
– Я смотрю, ты тоже.
Он помолчал, а затем кивнул:
– Все верно. Я тоже.
После празднования дня высадки на кладбище в Коллевиле было полно цветов. Цветы лежали у подножия гладких мраморных крестов, рядами уходящих вдаль, и казались беспорядочными яркими пятнами на коротко подстриженной изумрудной траве. С моря ветер нагнал тучи, деревья недовольно шелестели, громко хлопали флаги. Кладбище не пустовало: по нему бродили посетители, в том числе целая американская группа, которой что-то бойко рассказывал гид. И все же сейчас здесь оказалось гораздо меньше людей, чем шестого.
– Понадеемся, что этот сержант К.Т. лежит здесь, – сказала Ольга. – Но это ведь самое большое американское кладбище, правда?
– Написано, что лежит на американском. – Женька сверился с переводом письма, который распечатали в городке по дороге в Коллевиль. – Но происхождения канадского.
– В Нормандии два канадских кладбища, – пробормотал Никита, – вот британских целых шестнадцать, и там захоронены граждане других национальностей. Еще есть польские, французские и, конечно, немецкие.
– Искать можно до посинения, – подвел итог Ильясов.
Ольга посмотрела на небо: тучи шли низко, дождя пока не наблюдалось.
– Мы посинеем, если долго будем тут бродить. Никит, сколько здесь могил?
– Больше девяти тысяч.
– Тогда нам стоит поторопиться.
Они поделили ряды и медленно пошли вдоль крестов, читая имена, выбитые на гладком мраморе.
Сколько было этих имен... Сколько людей стояло за этими именами... Ольга помнила, как Никита рассказывал, что в 1944 году здесь в боях погибло около ста тысяч солдат – сорок тысяч союзников, остальные – немцы... Тех, кого удалось опознать, либо захоронили в Нормандии, либо забрали родственники – чтоб лежали в родной земле. С неопознанными проще, они все остались на этом берегу. Их было так много – молодых, старых. Ольга, шевеля губами, читала даты на крестах; луг, на котором располагалось кладбище, полого спускался, переходя в берег, и вдалеке виднелось серое море. Много лет назад сюда пришли бронированные корабли, прилетели самолеты, чтобы разрушить укрепления Атлантического вала и отбросить немцев назад – туда, откуда те явились.
...Ходили больше часа. Ольга устала и замерзла, теплая куртка осталась в машине, а кофточка, хоть и с длинными рукавами, не спасала от все более резких порывов ветра. Имена слепились в сплошной комок, американские фамилии повторялись, иногда попадались не кресты, а мраморные звезды Давида над могилами евреев, и все это так намозолило глаза, что Ольга едва не пропустила нужное место. Она даже прошла мимо, а потом, сообразив, шагнула назад.
– Ребята! Идите сюда, кажется, я нашла.
Женька и Никита подошли быстрым шагом, и все трое уставились на крест.
– Слу-ушай, – протянул Ильясов, глядя то на письмо, то на имя в камне, – а ведь не соврал дядюшка Левассёр...
«K.T. Huppain, SGT 117 INF 30 DIV» – значилось на кресте. И ниже, помельче: «Tennessee, June 7 1944».
– Сержант К.Т. из Теннесси, погиб 7 июня, – провозгласила Ольга очевидную истину. – Только фамилия у него... забавная. Как она читается? Хуппен?
– Юппен, – поправил Женька, – если он канадского происхождения. В Канаде полно французов. Но в Америке мог быть и Хуппеном, и Хьюппеном. И что? Это кому-то о чем-то говорит?
– Что-то знакомое, – пробормотал Никита. – Что-то... Черт, мне нужна карта.
– А в письме там как? – спросила Ольга у Женьки.
– «Фамилия приведет тебя к одному поселению неподалеку от моря», – зачитал Ильясов. – Видимо, речь идет о том самом поселке, по которому Левассёр как-то прогуливался и понял, что немец ему не соврал.
– Мне нужна карта, – повторил Никита и зашагал обратно к автостоянке, не дожидаясь друзей. Женька и Ольга тоже двинулись в том направлении, но в менее интенсивном темпе.
– Меня одно смущает, – сказала Ольга, – откуда пленному немцу знать о могиле на этом кладбище? Да он помер, когда захоронений в помине не было, а вокруг еще вовсю шла война.
– Можно списать это на фантазии Левассёра, – предложил Женька.
