отсюда побил яз трех печенегов, своего коня потерял. Слетайте, други, подберите добычу. Не велика корысть с басурман, но все же. Слетайте, а то мне неколи — ко князю поспешать надобно.
— Скачи, все как надо справим, — пообещал Кирша.
Через минуту в степь по следу Летки умчалось несколько комонников, а сам он поскакал к переправе.
На торжище, подле главных ворот Вышгорода, собралась толпа. Она гудела, переливаясь всеми цветами радуги. С высокого обрывистого берега Днепра были видны сотни ладей и стругов, что скопились в гавани.
На вече по славу великого князя Киевского собрались гости разных земель, что плыли по Гречнику[70] в Царьград. Группами по нескольку сот человек стояли купцы и неистово драли глотки:
— Пошто держишь нас тута, Святослав?! Нас сила великая, скрозь любой заслон из степняков пробьемся! В убыток вводишь гостьбу!
Святослав встал на возвышении, крутнул ус и подбоченился по-купечески. Простой кафтан его по обычаю русских купцов был накинут на левое плечо. Ни воевод, ни гридей рядом с великим князем не было.
Постепенно толпа утихла. Где-то еще раздавались голоса крикунов, но их глушили соседи, кто словом, а кто и увесистой затрещиной.
— Что ж вы, узорочье новгородское, смоленское да черниговское, горло дерете? — спросил князь громко. — Что ж вы, гости земель северских да вятских, хмелем насытились? А вы, искусники ростовские, белозерские да псковские, длани свои долу бросили? Аль не дорога вам мать наша — земля Русская? Кто ж, как не вы, поможет ей в трудный час? Аль вам злато да серебро очи застили?! — Князь умолк, оглядывая круг. Потом продолжил с укором: — Да, прорваться вы можете в лодиях своих по Непре-реке. Все вы оружны и к битве способны. Ан мыслится мне — половина все же поляжет костьми да на дно пойдет... Только печенегов два округа с бек-ханами своими Курей да Илдеем идут на нас: как раз в лапы к ним угодите...
Слева же козары поспешают ратью несметной с самим хакан-беком. Это только на Киев-град надвигается. А кроме того, один тумен козарский к Чернигову поворотил. На стеках переяславских братья наши рубятся уже. Крепко Русь стоит, да мало воев. Древляне бунт учинили — мыслят под десницу царя немского стать. Свенельд со старшей дружиной моей там. А в Киев-граде не более десяти тысяч ратников. Оружили мы смердов да люд работный, сбеги еще пристали. Опять же тысяч десять сторонников всего. Ан не хватает нам броней, мечей да копий. — Голос Святослава наполнился гневом. — Яз не держу вас! — крикнул он. — Идите, торгуйте, набивайте мошну! Только б не сгореть вам от срама великого, когда возвертаючись увидите вы на месте стольна града Киева пепелище. А на нем — кости жен да детишек наших, кто последними возьмут оружие из мертвых рук мужей, отцов и братьев своих!
Князь умолк: стоял, опустив на грудь непокрытую голову. В наступившей тишине было слышно, как шумит внизу днепровская волна да скрипят мачты на судах.
Неожиданно круг раздвинулся. На помост поднялся старшина новгородских купцов старый Волдута.
— Бью челом тебе, народ Святорусский, а також лику твоему, великий князь! — Старшина степенно поклонился сначала народу на все четыре стороны, потом князю. — Дозвольте слово молвить?!
— Сказывай! — зашумел круг.
Старшина молодо выпрямился, глянул с вызовом на Святослава и заговорил на удивление звонким голосом:
— Пошто поносишь гостей, князь? Аль мы не дети одной стобой земли? Аль мы басурмане, чтоб за злато родину продавать? По озорникам не суди все купецтво русское! — Волдута рубанул ладонью воздух. — От всего обчества новгородского говорю яз. Возьми от нас тысячу оружной охраны. А еще везем мы на продажу щиты, слава о коих по земле летает. Даем для укрепу стольна града Киева тысячу щитов впридачу! — Старик обернулся к князю. — А ты поучать нас вознамерился. Э-эх! — и покачал осуждающе головой.
— Так и ты нас с Улебом учивал когда-то, дядька Волдута! Аль запамятовал, как мы мальцами в огород твой лазили?
— Как тут запамятовать, — хохотнул Волдута. — Много воды утекло, а доселе помню... Пымал я вас да по тому месту, што повыше бегунцов, крапивой и попотчевал. Ха-ха-ха-ха!
Святослав от полноты чувств стукнул старика кулаком по спине
и сам захохотал.
— Чать, седьмицу сесть не могли, вот как отпотчевал. Батька речет: «Садитесь снедать», а мы: «Стоя способнее, больше влезет»! Ха-ха-ха-ха!
Напряжение в толпе спало. Вече грохотало смехом. Кто не расслышал княжеских слов, тому их пересказывали, добавляя от себя подробности. Смех волнами катился над Днепром. В небе вторили ему всполошенные грачи и галки.
Когда люди поуспокоились, вперед стали выходить купеческие старшины Пскова, Изборска, Ростова, Суздаля, Смоленска, Полоцка и других городов русских. Смоляне пожаловали Киеву пятьсот оруж-ных отроков, дали на оборону две сотни кольчуг и триста знаменитых смоленских мечей...
Через два часа после веча воевода Киева Вуефаст, сверкая своим единственным глазом докладывал Святославу:
— Шесть тысяч оружных воев дали гости городов русских и соседних иноземных сторон, коим Гречник тож нужен. Многие гости сами пришли оружны да челядь[71] привели. Две тысячи мечей да пять тысяч копий, секиры, сулицы да брони — пополнилась наша сила! Смоленские, суздальские да черниговские торговые люди дали пятьдесят ладей с хлебом, белозерцы да ладожцы, а також чудь заволочская пожаловали сорок лодей с соленой рыбой да вяленым мясом. Даже булгары камские отвалили от щедрот своих пятьсот пар сапог, триста пудов пшенички и двести луков с нарядом. Когда гости проведали, што тебе десяток лодий надобно, дак они все насады, кои с товаром дадены, тебе на оборону пожаловали. Более ста судов наберется.
— Оставь запись!.. — рассмеялся довольный Святослав.
Через малое время великий князь давал наставление тысяцкому Ядрею — воеводе Звенигорода. Тот, войдя боком, начал было с обиды:
— Прикажи, князь-солнышко, принуд возвернуть в сто гривен златых. Вишь ли, не хотел яз...
— Ты што, старый дурень, учинил? — нахмурил густые брови Святослав. — Иль с дружиной меня поссорить хочешь? Окула тебе кто — черный смерд, рядович[72] аль челядин какой?! — князь в гневе поднял кулак: казалось, еще мгновение — и Ядрей испытает всю мощь его удара. Побелел Звенигородский воевода. Однако Святослав овладел собой: кулак грохнул по дубовой столешнице. — Смерда мне не жаль, хоть до смерти загоняй его работой! Но Окула есмь гридень Ряда Полчного! Трижды отмечен муж сей золотой похвалой за ратный труд! Три великих князя русских держали его подле себя: Олег Вещий, Игорь — отец мой — и яз сам! А ты-и! Да тебя братство гридей моих пришибет тотчас, появись ты пред очи их. И яз даже мечом не сумею оборонить тебя. Дур-рак!.. — Князь провел ладонью по лицу, как бы стирая с него гнев, и продолжил уже спокойнее: — Ну да ладно, дело ратное вершить надобно. Садись, разговор есть! Слово будет краткое, а дело надобно справить еще скорее. Проморгаешь — голову потеряешь! Сделаешь как велено — принуд возверну!
Ядрей, маленький, толстый, с заплывшими глазками, до смерти боялся великокняжеского гнева. Был он самым богатым человеком в Киеве. Давал серебро в долг и безжалостно, с благодушной улыбкой на устах, сиротил и бобылил и правых и виноватых. Но хитер был в ратном деле воевода Ядрей, и Святослав к нему благоволил. И тот сейчас, пережив весь ужас своего положения и чуя вину свою, умостился на самом краешке скамьи.
— Посадишь свою дружину и сторонников на сотню лодий. — Святослав в упор глянул на Ядрея. — Сговорись с варяжским конунгом Ольгердом и воеводой Претичем. Они знают, что к чему. Но весь спрос с тебя! Надобно заманить хакан-бека козарского в Пасынчу Беседу, чтоб он перевозом через Непру-реку туда попал с воями своими. На то знамено дам. Жди!
