старосты, мытники и десятские. В ратном деле принадлежность дружинников князю определялась красным цветом их щитов. Смерды, закупы, рядовичи, ремесленники и иное мелкое сословие носило белый, серый и черный цвета.
Таким образом, встретив на дороге человека, в Древней Руси сразу узнавали, с кем имеют дело. Одетых не по чину строго наказывали. И даже тати[77], люди лихие, не боявшиеся ни леших, ни чуров, ни водяных, опасались нарушать устав о цвете одежды. Ибо за воровство и татьбу можно было отделаться батогами, а за одежду не по чину и голову потерять...
Добрыня снял шлем, поклонился народу. Шум постепенно затихал.
— Люди русские! — заговорил воевода. — Злые вороги — козары да печенеги — занесли меч над святой Русью! Жадный хакан-бек козарский и ханы рода собачьего уже поделили нас на торжище невольничьем! А не рано ли?! Аль, мыслят они, сила из рук наших убыла! Аль наши мечи, копья да топоры притупились?! Аль стрелы наши уже перестали попадать в глаз ворогу-степняку?!
— Остры наши копья, топоры и мечи! И стрелы мечем в око по-прежнему! И рожна на копья крепко насажены! — закричали будятинцы. — Сказывай, болярин, што делать надобно?!
— Вот знак славного князя нашего Святослава! — Добрыня указал на стяг. — Становитесь под него оружны! И конны, у кого кони есть! Закажем же степнякам ходить в пределы наши! К оружию, русичи! Во славу Перуна!
— Пер-рун-н!!! — громыхнуло вокруг. — Слава! За Русь!.. Веди нас на бранное поле! Мы оружны уже! — потрясали мужики мечами, топорами,луками, копьями.
Добрыня объяснил селянам, где им собираться, что с собой брать, разослал гонцов по соседним деревням. Молодые парни, простоволосые, на неоседланных лошадях птицами вылетали за ворота и исчезали в зеленой кипени леса. Женщинам и детям было приказано следовать за «болярыней» Малушей в Каширин погост.
В селище сделалось шумно. Мужики пересаживали топоры на длинные рукояти, проверяли, крепко ли набиты наконечники на ратовища, надевали панцири из толстой воловьей кожи или полотняные стеганые тягиляи[78]... Иные в шлемах, другие простоволосые, ратники собирались на торговище под надзор расторопного и веселого сотского Мины.
Обоз из женщин, стариков и детей собрался быстро. Подобные сполохи часто случались на Руси, народ привык к ним и делал даже самое спешное дело обстоятельно, без суеты.
Десяток конных гридей Добрыня выделил из своей свиты, к ним присоединил охранников Малуши и приказал им сопровождать обоз до Каширина погоста. Малуша легко поднялась в седло. Перед ней посадили Владимира; княжич строгим недетским взглядом озирал людей.
— Трогай! — распорядился Добрыня. — Яз провожу вас с гридями своими версты четыре, до глухого распадка, — сказал он Малуше. — Далее путь не опасен... А вам, — он подозвал старосту, — скорым шагом двигаться в городище Змеево. Ступайте, мы вас догоним. Да иди с осторожкой, — предупредил воевода, — дозоры наперед пускай. Гляди — налетят печенеги, не успеешь «чур меня» вымолвить, как без головы останешься. Печенег, он лихо саблей машет.
— Сполню, батюшка-болярин. Не впервой, чать, — ответил старик. Селище опустело, словно тут никто и никогда не жил, только посреди торговища суетилась забытая курица.
Глава вторая
«Молодцы-удальцы» из Будятина
До глухого распадка обоз двигался около часа. Нагнав его, Добрыня увидел ратников, приставленных для охраны княжича Владимира и Малуши. Блистательный витязь рот открыл от изумления. Пешие дружинники уныло плелись в хвосте обоза. С наскоро надетых кольчуг сыпалась ржавчина; физиономии бравых копейщиков в коричневой пыли; щиты потускнели, бляхи на них не чищены; наконечники копий побурели и зазубрились, а древко у одного из «богатырей» загажено куриным пометом.
Воевода остановил «удалых» ратников, спросил у одного из них:
— Што у тебя на левом боку, молодец-удалец?
— Ан не видишь што ли, ме-еч! — изумился тот вопросу.
— А ну-ка вытягни.
«Молодец-удалец» пытался сделать это но... все его усилия к успеху не привели.
— Ржа, што ли? — пробормотал он, оставив бессмысленное занятие. — Дак яз ить его в прошлом годе смазывал.
— Чем же ты его смазывал? — спросил Добрыня вкрадчиво.
— Дак ит, ста, маслом льняным...
Гриди Добрыниной дружины чуть не пали с коней от хохота. Воевода нахмурился.
— Да налети печенег — он с тебя десять голов снять успеет, ако с того Змея Горыныча! — задохнулся от гнева Добрыня, — Мина! — позвал он сотского. — Построй-ка мне этих молодцов-удальцов. Не доглядел яз их справу, покамест были в Будятине...
Обоз тем временем продолжал путь под охраной десятка комон-ников. Добрыня, спрыгнув с седла, медленно прошел вдоль строя, дергая за вкривь и вкось надетые пояса и перевязи.
— Кто старшой? — спросил он. Взгляд воеводы не предвещал ничего хорошего.
— Ить яз и есмь, — ответил хозяин злополучного меча, прилипшего в ножнах.
— Ты-и-и?!
— Яз, а што? — ответил тот и зарделся.
— Каково же ты службу княжецкую правишь, куриный истребитель? А ежели ворог наскочит, как защитишь ты княжича и болярыню? Отвечай!
— Дак ить, Перун не выдаст, свинья не...
— На княжецком питье да еде разбух, ако клоп! Шесть гривен погодно плачено тебе на каждого ратника с казны княжецкой. А ты-и-и!.. А ну-ка, братие! — проревел Добрыня. — Всыпьте ему батогов!
«Молодцы-удальцы» стояли, вытянувшись, словно каждый жердь проглотил. Лица их были белее первой пороши.
Гриди мигом повалили виновного, сорвали с него порты, повалили наземь, свистнули гибкими ивовыми прутьями.
— Ай-уа-а-ай! — взвыл наказуемый.
— Головой ответишь перед великим князем, короста лешачья. Вдарь сильней, штоб помнил мою доброту! — приговаривал воевода, обходя строй.
Тут он заметил, что не все были схожи со своим старшим. Трое Молодцов отличались справными кольчугами и шлемами, наконечники их копий поблескивали, перевязи и пояса золотились начищенными бляхами, а щиты наново покрашены в червоный «княжий» цвет. Глаза Добрыни чуть потеплели. Один из тройки, статный курносый богатырь, молодой, высокий и белобрысый выступил на шаг вперед.
— Дозволь воевода, слово молвить! — сказал он звонко.
Добрыня живо повернулся к нему, приказал внезапно:
— А ну-ка вытягни меч.
Тот вырвал из ножен отполированный до слюдяного блеска клинок.
— Сруби-ка ту березку: — Добрыня показал на росшее неподалеку деревцо с руку толщиной.
Юноша ринулся вперед. Сверкнула молния — и ствол, косо срубленный, воткнулся в рыхлую землю. Березка, будто нехотя, повалилась в траву.
— Любо! Сказывай.
Парень не глядя бросил меч в ножны и заговорил без страха:
— Виноватые мы перед князем, воевода. Спору нет. Да ить из тех шести гривен на ключ, што из княжецкой казны давать нам велено, до нас доходило только пять кун. А об еде и питье сами мы должны были промышлять. Из десяти коней ратных, што словом княжьим пригнать нам велено, привели три кобылы-клячи. Дак оне издохли той же зимой...
Добрыня нахмурился, помахал рукой. Гриди отпустили несчастного старшого. Тот вскочил, кряхтя,
