стал натягивать порты.
— Дак што нам было делать? — продолжал парень. — Не пропадать же с голодухи. Вот и взялись за кленовые рогалики сохи-кормилицы, да стрелки легкие приноровились веверицам в око пущать. Винимся мы воевода. Не гневайся, ан выправим грех свой перед великим князем и Перуном...
— Тебе-то пошто виниться, ты вон какой молодец. Справа на тебе добрая.
— Дак, ста, за товарищев яз.
— Н-да... Как величать тебя, молодец.
— Дак, ста, Лука яз — старосты Чарика чадо.
— Кто постав ведет княжичу и ратникам его?
— Воевода Киев-града Вуефаст.
— Што-о!! — отступил на полшага Добрыня.
— Так, ста, он... — подтвердили вразнобой мужики. — Он, Вуефаст-воевода, кормилец наш...
— На дыбе перед великим князем ответишь за поношение воеводы, коль словом лживым его обложил!
— Все на дыбу готовы... — как один выдохнули ратники.
— Та-ак... — вновь нахмурился Добрыня. — Ну да службу править надобно... Величаю тебя, Лука Чарик, десятским княжича Володимира Святославича!
Лука, обнажив голову, стал на одно колено. Воевода обнаженным мечом коснулся плеча его.
— Ну а этот поротый будет в помощниках у тебя. Может, и был он когда-то лихим рубакой, да на печи лежучи, заколодился. Слушай по молодости добрый совет его, а за недобрый ишшо у меня батогов отведает. Только мыслю яз, службу княжецкую отныне править он будет с усердием. — Добрыня засмеялся и, повернувшись к сотскому Мине, приказал: — Тебе же, Мина, повелеваю охранять стан княжича Володимира. Сих молодцов с собой заберу, ворога ломать. Желаю трудов бранных поискать с ними!
Веселый сотский кивнул головой, гикнул своим воинам и умчался по узкой дороге догонять обоз.
— За мной, молодцы-удальцы! — скомандовал Добрыня. — Там, в Змееве, на досуге справу ратную привести в должный вид. Завтра поутру сам пригляжу. А об Вуефасте с великим князем после битвы потолкуем... Ежели живы будем. Вперед!
Отряд скорым шагом двинулся за воеводой. Поротый, прихрамывая, замыкал строй.
Прошли версты три, и Добрыне надоел ленивый шаг коня. И дел невпроворот было. Он обернулся, крикнул:
— Дорогу ведаете! Чать, не заплутаете! Лука, веди воев своих без роздыху. Поспешать надобно... Ну, заспался! — Витязь ожег иноходца ударом плети.
От неожиданности конь заплясал на месте и рванулся вперед. Будятинцы расслабились было, но Лука зло одернул их, и они спорым охотничьим шагом устремились по следу Добрыниного коня.
Глава третья
Каширин погост
На холме, среди болот и густого леса, стояло вразброс десятка полтора изб-куренок, сложенных из столетних кряжей. В центре, на самом высоком месте, глядел в мир слюдяными оконцами теремок с трубой. Топился он побелому, не как все остальные избы. Это был Каширин погост — княжеский охотничий стан.
Зимой Святослав заглядывал сюда, чтобы отдохнуть от ратных и полюдных трудов. Любил он охоту молодецкую — один на один с рогатиной на медведя. Вместе с великим князем прилетали его соколы — товарищи в брани и смерти, неукротимые в битвах и пирах. Тогда стан оживал: напуганные буйством людским собаки прятались в чащобе, осторожно ходили вокруг и боялись войти в погост. О волках и говорить нечего — они даже выть поблизости остерегались. Эти страшные загульные люди могли вдруг ночью при свете факелов обложить зверей и устроить веселую потеху. Веселую?! Это как посмотреть! — Однажды молодые гриди заманили на поляну стаю волков, переловили и давай в каждого вливать по доброму ритону белого вина, приговаривая:
— Што они воют да тоску нагоняют. Мы веселимся, пускай и серым татям весело будет...
Напоив, выпускали и хохотали от доброго сердца, видя, как зверье с разбегу налетало на деревья, шатаясь, падало и не знало, в какую сторону бежать.
Вожаку оказали особую честь: привязали на шею коровье ботало, дали под зад пинка и так заулюлюкали, что бедный бирюк долго еще бегал, оглашая окрестности веселым звоном...
Передовую сторожу обоза остановил грозный окрик с вершины Дерева. Мина поднял глаза и увидел, что на него нацелена стрела, а на товарищей готовы сорваться с подвесов утыканные шипами колоды. Сотский поспешно крикнул:
— Княжич Володимир с болярыней жалуют на погост по слову великого князя Святослава.
— Пошто ты мне не ведом?
— Из Киев-града мы. Сторожа воеводы Добрыни...
Разговор этот мог продолжаться до бесконечности, если бы не Малуша.
— То правда, дядька Калина. Где ты сам-то? — позвала она.
— А-а, матушка болярыня наша! Милости просим! — поднялся из-за кустов старик в посконной рубахе, туго облегавшей его ширм кие плечи.
Калина низко поклонился. Кусты вокруг него зашевелились и. словно в сказке, появились у тропы мужики с рогатинами и топора ми в руках. Кое-кто из них все еще держал луки с наложенными стрелами.
Мужики заулыбались — Малушу здесь знали и любили.
— Милости просим, матушка-болярыня! — хором повторили они вслед за Калиной и тоже поклонились.
— А ежели бы мы без спросу пожаловали? — спросил обескура женный Мина.
— Положили бы вас всех тута, — сурово блеснул черными глаза ми Калина.
Гриди удивленно разглядывали страхолютого вожака сторожей Каширина погоста. И было чему дивиться: рост саженный, на грудь не натянешь кольчугу самого крупного гридя Святославовой дружины. Кулачищи, что твоя дыня! Копна черных с проседью волос и густая почти до пояса борода дополняли его суровый и диковатый облик. Сказывали: когда Калина идет лесной тропой, разбойники разбегаются в разные стороны... Мина тронул коня, но дорогу заступил рыжий коренастый мужик:
— Погодь, мил человек, аль тебе живота не жаль?
Он приподнял ковер из сухих листьев: под ним прямо посредине тропы зияла глубокая яма. Мина вздрогнул и натянул поводья. Шестеро дюжих лесовиков, кряхтя, выволокли из чащобы деревян ный шит и уложили его на тропу.
— Ходь по одному! — скомандовал Калина.
Когда прошел первый десяток охраны, двое лесных сторожей взяли коня Малуши под уздцы и торжественно провели к самому терему. Обоз последовал за ними. Последние дружинники Мины прошли через ловушку, и лесовики тотчас убрали настил, вновь замаскировав яму.
Часть сторожей спряталась в кустах, оставшись в дозоре, а остальные во главе с Калиной пошли за обозом.
Вскоре Каширин погост обрел жилой вид — курились избы, мыча ли коровы, перекликались люди, матери награждали расшалившихся детей шлепками — все было так же, как недавно в селище Будятине...
В гриднице, за широким столом, сидели княжеские дружинники и несколько лесовиков из сторожи Каширина погоста. В беседе за чашей хмельного меда Малуша сказала:
— Пристало ли тебе, гридень Мина, сидеть тут, на погосте, с ребятишками да бабами, когда ворог землю нашу топчет?
— Да яз же приказ сполняю, — возразил сотский. — Плохо сполню — Святослав-князь с меня голову
