— Назад, сыны шакалов! Или вы найдете смерть от своих же мечей!.. — И он страшными словами поминал всех степных богов.
Илдей все еще колебался и не давал знака своим воинам. Взбешенный Куря подъехал к нему, бросил зло:
— Брат, я дивлюсь тебе! Мои батыры гибнут, а ты не желаешь помочь мне. Может, ты хочешь, чтобы...
— Я ничего не хочу, брат, — перебил его Илдей. — Я жду момента, когда урусы выдохнутся...
— «Когда урусы выдохнутся», — передразнил Куря. — Когда они выдохнутся, то от моего тумена ничего не останется. Я требую...
— Все исполнится в свое время, — усмехнулся Илдей, но увидев ярость в глазах «брата», прищурился зло, но все же крикнул своим:
— Степные коршуны! Идите и опрокиньте урусов! — добавил вполголоса: — А то у нашего брата Кури штаны лопнут от напрасной натуги.
Однако Куря услыхал. Схватился за рукоять меча. Вырвали клинки и охранные батыры Илдея. Увидев, что силы не равны, Куря с лязгом вогнал меч в ножны и, резко развернув коня, отъехал...
Трижды стена русских витязей сбивала печенежские валы в реку. И только когда бек-хан Илдей бросил свой тумен на подмогу Куре, руссы стали медленно отходить, защищаясь с флангов конными отрядами из богатырей в тяжелых бронях. Вскоре весь левый берег заняла пестрая масса степняков.
Натиск печенегов стал организованнее. Руссы продолжали отступать в глубь Подола, отбивая натиск кочевников короткими выпадами копейных жал и стрельбой из тяжелых луков в упор.
Дружина из гридей Ряда Полчного отходила через торговище к реке Почайне. Бек-хан Илдей ударил по ее правому крылу, намереваясь если не разгромить, то хотя бы повернуть русские полки на плес реки Глубочицы и сбросить их в воду. Плотный вал легких всадников наконец смял заслон руссов, и печенеги устремились в тыл пешей рати. Но во фланг им врубилась русская засадная дружина комонников. Случилась скоротечная рубка: кочевники вновь откатились — все их попытки прорвать чело тяжелой пешей русской рати оказались тщетны. А руссы продолжали медленно, не нарушая строя, отходить под защиту крепости Замятии. Командовал ими хладнокровный князь Рогволод. Стрелы тучей летели в его сторону, но стальная броня и щит хранили князя от ран. Под ним Пало уже три коня. И Рогволод пересел не четвертого...
Кое-где на Подоле вспыхнули постройки. Потянуло гарью. Дым клубами рванулся в небо. Печенеги бросились грабить амбары купцов, врывались в пустые дома киевлян, хватали все, что попадалось под руки.
Предусмотрительный бек-хан Илдей оставил на правом берегу Глубочицы заслон из нескольких тысяч воинов, наказав темнику од страхом смерти не двигаться с места. Когда же печенеги из орды Кури на челноках и плотах перевезли в свой стан связки дорогих мехов, кипы шелковых и аксамитовых тканей, резерв дрогнул и заволновался...
Подол уже полыхал вовсю. Сорванные горячим ветром искры чертили воздух, поджигая все вокруг. Гул буйного огня был слышен далеко. Отступала сквозь пламя русская дружина. Конная масса печенегов наседала на нее, и был момент, когда в последнем броске тумен степняков строем помчался в центр русских полков. Удар был настолько сильным, что линии русской рати прогнулись. Но устояли они и на этот раз.
По команде князя Рогволода стена гридей стала медленно разворачиваться влево, спиной к горящему городу. Печенеги завопили от радости — теперь можно будет загнать урусов в пламя!.. Но из-за горящих построек донесся вдруг тяжелый топот и рев гонимого огнем тысячного стада коров. Животные ринулись к реке. Дружинники успели освободить путь обезумевшим коровам, и всесокрушающая сила их ударила по печенегам. Степняки шарахнулись в разные стороны. Закрывшись от палящего жара щитами руссы ускорили движение и оказались в устье реки Почайны, рядом со сторожевыми башнями. Теперь печенеги не преследовали их. Они носились по горящему городу, набивая переметные сумы. Купеческих товаров в Подоле оказалось немного — руссы успели их вывезти. Но кочевники не унывали: все могло сгодиться в нищем хозяйстве степного пастуха: и тряпка, и лоскут овчины, и гвоздь. Увлекшись добычей, многие попадали в огненное кольцо, метались в поисках выхода и гибли в пламени.
Напрасно печенежские вожди пытались собрать воинов для последнего удара по русской дружине, который опрокинул бы ее в воду.
Илдей, сплотив часть своей орды, внезапно повернул коней и стал поспешно отходить назад. Он вдруг сообразил: урусы заманивают их в ловушку!
«Мы вошли в Нижний город, — думал бек-хан, подгоняя коня, — но где женщины, дети, старики, что обычно мечутся при внезапном прорыве кочевников? Успели уйти в леса? Значит, урусы заранее решили отдать Подол. Зачем? Всех ли батыров показали сегодня они? О-о, хитер каган Святосляб! Он замыслил беду для нас. Надо уходить, пока не захлопнулся капкан!..»
Каган-беки Урак стоял в окружении пышной свиты на вершине кУргана, где недавно были похоронены ал-арсий и сраженный им орел. Отсюда хорошо был виден Подол и берега реки Глубочицы. Урак наблюдал за действиями печенегов.
— Умело дерутся урусы, — говорил он своим военачальникам. — Толпой их не взять. Смотрите, Куря и Илдей ничего не могут с ними сделать, хотя врагов перед ними совсем немного.
— Но, Непобедимый, урусы все в железе, — почтительно вмешался Сегесан-хан. — Это не байгуши, а богатуры самого коназа-пардуса...
Каган насупился и засопел: Сегесан-хан поперхнулся последними словами. Недовольный Урак долго молчал, потом оживился:
— Смотрите! Вот сейчас верно. Наши друзья устремили копья в правое крыло урусов, и краснобородые отходят!
Фаруз-Капад-эльтебер склонился к уху повелителя — молодой военачальник был любим каганом, и ему дозволялось многое.
— Не пора ли нам, о Разящий, ударить по Звенигороду? — И указал рукой туда, где отряды спешенных хазар тащили штурмовые лестницы к стенам русской сторожевой крепости. Воины останови лись в тысяче шагов от нее, страшась русских стрел и камнеметов.
Большая орда всадников встала слева от ворот Вышнеграда, чтобы не дать киевской дружине выйти на помощь Звенигороду.
— Нет! Рано, — ответил Урак. — Пусть наши друзья печенеги как следует увязнут в Нижнем городе. И на этом берегу их еще слишком много осталось. Надо подождать, пока они все уйдут за реку.
— Но они могут и не сделать этого, — возразил Фаруз-Капад. — Это запасная орда. Печенеги опасаются нас больше, чем урусов, и заслон их может стоять здесь все время.
Высокий горбоносый красавец смело смотрел сверху вниз на грозного кагана. Урак невольно залюбовался им. Не захотел каган-беки отпускать от себя лихого рубаку, назначил начальником конного тумена бесстрашных алан.
На левый берег Днепра был направлен Гадран-хан, двадцатилетний родственник ишана Хаджи- Мамеда: пришлось бросить кость старому волку. К себе же Урак приблизил Фаруз-Капад-эльтебера, снискавшего громкую славу среди воинов. Подвиги молодого тумен-тархана внушали зависть: только в поединках он победил девять чужестранных богатуров и среди них трех урусов.
Урак считал необходимым при каждом удобном случае поучать молодого военачальника. Вот и сейчас он сказал ему назидательно:
— Запасная орда печенегов долго не простоит. Вон, видишь. Нижний город уже в огне и наши друзья, оставшиеся на этом берегу, заволновались. Мы поможем им ринуться в пламя.
— Как? — изумился Фаруз-Капад. — Силой?!
— Ты славно рубишься с кяфирами, мой эльтебер! — рассмеялся Урак. — Но врага... да и друга тоже надо побеждать не только силой! Святой ишан! — позвал каган-беки.
— Слушаю с почтением, о Надежда правоверных!
— Как думаешь, — спросил Урак, — а не помочь ли нашим братьям печенегам всем до единого уйти в Нижний город Куяву?
— Надо помочь, о Светоч вселенной! — быстро согласился старик и тут же помчался на кауром жеребце к печенегам.
