Глава 40
В лифте Ольге снова стало плохо, и она, чувствуя себя совершенно больной, с трудом открыла входную дверь в квартиру.
«Замки на двери так и не поменяла, а теперь уже, наверное, и ни к чему», — подумала она, сбросила пальто и, обессиленная, упала на кровать.
Во дворе дома матери осталось два тела: неизвестного мужчины и Софьи. Возможно, они живы, а может, и нет. Софья, по крайней мере, не подавала признаков жизни. Если она жива, то не в ее интересах указывать на Ольгу. Свой поступок можно, в крайнем случае, объяснить тем, что находилась в состоянии аффекта, когда узнала, что маму убили и кто это сделал. Мужчина тоже попался под горячую руку. Сложнее с револьвером — ведь он не зарегистрирован, и тот злосчастный патрон с дробью — вроде это запрещено и наказуемо. Впрочем, кто сможет доказать, что она у себя хранила револьвер? Никто. Поэтому она будет утверждать, что случайно его обнаружила на стройке, перед самой поездкой в село. А какие патроны в нем находились, совершенно не знала и вообще в этом не разбирается.
Приступ рвоты скрутил ее, и она с трудом встала и доплелась до туалета. Вся нижняя часть туловища у нее онемела, и она передвигалась как-то бочком. Потом еле добралась до ванной, умылась. Провела массажной щеткой по волосам, и на ней остался небольшой клок волос. В зеркале она увидела изможденное лицо с черными кругами под глазами. Она выглядела гораздо старше своих лет.
Ольга поняла, что проиграла. Возможно, следствие по ее делу будет еще продолжаться, а она уже покинет этот мир и воссоединится с мамой. С трудом добралась до кровати, не имея сил постелить себе и раздеться. Легла, как была.
Мысли лениво плыли в голове, не имея желания останавливаться. «Может, не стоит ждать, когда все это закончится, а взять горсть таблеток снотворного и навеки заснуть, без боли и мучений? Ничего не надо будет объяснять. Никому и ничего. Так станет хорошо и спокойно!»
Телефонный звонок больно ударил по барабанным перепонкам. Ольга подняла трубку и услышала голос Маргариты Львовны, которая бесцеремонно ночью нарушила ее покой и даже не думала извиняться за столь поздний звонок.
— Оля, я целый вечер вам названивала. Где вы пропадаете?
— Гуляла, ходила на дискотеку — потанцевать захотелось!
— При вашем состоянии здоровья это ни к чему хорошему не приведет. Я получила результаты клинических исследований. Как я и предполагала, у вас тяжелейшее отравление. Как думаете — чем? Тетраэтилсвинцом. Где это вас так угораздило?
— Даже не предполагаю. А где он применяется?
— Насколько я знаю от Ивана Степановича, вы к химическому производству никакого отношения не имеете. Тетраэтилсвинец иногда применяют автомобилисты для повышения октанового числа бензина, но вы, похоже, приняли лошадиную дозу. Как это могло произойти?
— Не знаю. Ошибка исключена, как я понимаю?
— Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но в этом случае с полной уверенностью заявляю, что диагноз верен. Я бы рекомендовала вам сразу вызвать «неотложку», пусть везут в нашу больницу. Я позвоню в приемное отделение и дам соответствующие указания.
— Я вам очень благодарна, Маргарита Львовна. Считайте, что вы мне спасли жизнь. Еще раз прошу простить за тот неприятный инцидент у вас на приеме.
— Ничего, ничего, милочка. Отравление тетраэтилсвинцом, случается, вызывает помрачение сознания, вплоть до делирия. Спишем это на болезненное состояние. Я знаю, что вы лихо ездите на своем авто, но лучше добираться в больницу не на своем транспорте. Так спокойнее. Отравление может вызывать неожиданные эпилептические припадки. Что, Олечка, решили — звонить мне в больницу?
— Я приеду ближе к обеду, часов в двенадцать. Мне надо будет сделать кое-что неотложное, чтобы потом спокойно поболеть.
— Рискуете, милочка, и заметьте — собственным здоровьем, которое потом ни за какие деньги не купите. Вам, конечно, виднее.
— Спасибо, Маргарита Львовна. Я теперь ваша должница на всю жизнь. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, милочка. Не шутите со здоровьем — оно шуток не понимает.
Ольга повесила трубку. Этот звонок в прямом смысле спас ей жизнь. Теперь снотворное отменяется. Зачем себя травить, когда уже кто-то постарался? Видно, непрошеный гость не только безнаказанно гулял по квартире и украл книгу. По всей видимости, он уже длительное время имел сюда доступ, потихоньку отравлял продукты в холодильнике. Возможно, привычка постоянно держать в холодильнике любимый напиток, пепси-колу, сыграла с ней злую шутку. А все эти сушеные жабы и мыши были для отвода глаз. Тот, кто это предпринял, знал, как меня направить по неверному пути.
Завтра она в самом деле ляжет в больницу, но сначала ей надо кое-что предпринять. Как жаль, что она не узнала об этом раньше, тогда бы и не было злополучной поездки в Ольшанку. Правда, теперь она знала, что ее мама умерла не своей смертью, и кто ее убил, Ольга тоже знала. Возможно, она убила Софью. Если нет, матушку эта участь не минует, рано или поздно.
Теперь самое главное — узнать, у кого книга, кто стоит за ее отравлением: Галя или авантюристка Вика? Какие мотивы этим человеком, пока не известным, движут — месть или корысть? Ольга раздумывала над этим, так и не заснув до самого утра.
Утром она позвонила в зону и переговорила с майором Бондарчуком. Он ее прекрасно помнил и пошел навстречу. Ольга узнала две важные новости: в зону несколько раз приезжала Галя, а дело Глеба было уже практически пересмотрено, так как появились неопровержимые доказательства того, что он не виновен, и вынесение оправдательного приговора — дело самого ближайшего времени, в зависимости от скорости движения бюрократической машины судопроизводства. Затем спецпочтой документы на освобождение Глеба попадут в зону, и он, скорее всего, сможет выйти на волю еще до Нового года. Эта новость совсем ее не обрадовала.
В почтовом ящике она обнаружила письмо от Глеба, в котором он просил ее согласия на развод. «Где тонко, там и рвется», — подумала она, криво усмехаясь. Теперь и мотив Гали был понятен. Преодолевая болезненное состояние, она все равно села за руль БМВ и в течение нескольких часов выполняла то, что наметила ночью.
Было двенадцать часов дня, и она уже собрала необходимые в больницу вещи. Самочувствие у нее еще ухудшилось. Больше всего ее донимало ощущение чего-то постороннего во рту, она воображала, что это белый воротничок со школьной формы, и не понимала, как он оказался во рту. Она ощупывала языком внутренность рта, и из-за множества бесполезных попыток остро желала материализации этой вещи, чтобы появилась возможность ее выплюнуть, а так как этого не происходило, она то и дело понапрасну сплевывала уже только иллюзию слюны — во рту и в горле пересохло.
У нее кружилась голова, мучила непрекращающаяся тошнота, появилась резь в глазах. Когда она двигалась, у нее дрожали мелкой противной дрожью мышцы ног, спины.
Зазвонил телефон, и у нее почему-то все оборвалось внутри. «Я никого не жду, никто мне не должен звонить!» — уговаривала она себя, но рука предательски подняла трубку.
— Костюк Ольга Викторовна? — поинтересовались казенным тоном, не оставляющим сомнений, кто на другом конце линии.
— Да, это я, — безжизненным голосом произнесла она.
— Ольга Викторовна, у вас вроде имеется дом в селе Ольшанка?
— Это дом моей матери… Она умерла, и теперь я являюсь владелицей.
— А вы часто ездите в это село?
— Не очень.
— Когда вы в последний раз там были?
— Уже точно не припомню. Это очень важно?
— Как вам сказать. Я следователь Нечипоренко Вадим Георгиевич из областной прокуратуры. Мне необходимо выяснить некоторые моменты.
— А собственно, что произошло?
— Возле вашего дома в Ольшанке совершено преступление. Я его расследую, и мне крайне
