седобородое, румяное лицо войскового атамана.
Догадливый писарь махнул рукой, и оркестр нестройно, но оглушительно грянул свою смесь гимна с маршем. И сейчас же, по заранее намеченному распорядку, к фаэтону подошли старики с хлебом и солью.
Войсковой атаман рассеянно принял поднос с хлебом и солью, сунул его в руки своего адъютанта, нетерпеливо выскочил из фаэтона и мелкими шажками направился прямо к Ильковой тройке.
– Эх! Хор-роши кони! – любуясь тройкой, выкрикнул атаман. – Черные лебеди, а не кони!
И тут Тимофей Убийвитер показал себя.
– Ваше превосходительство! – выкрикнул он, молодецки вскинув два сжатых пальца к кубанке. – Разрешите доложить! Владелец этих распрекрасных коней цыган Илько Журба, известный своим трудолюбием и примерным поведением, просит вас принять от него этих лошадей в презент!
– Что?! – недоверчиво и радостно переспросил атаман.
– Так точно, ваше превосходительство! – подтвердил находчивый цыган. – Так что прошу принять от меня этих коней! Куда простому цыгану такие орлы! Не побрезгуйте, ваше превосходительство!
– Вот это уважил, так уважил ты меня, Журба, – растроганно проговорил генерал. – Люблю коней.
– Так я же сразу это подметил, ваше превосходительство, – таким же растроганным тоном подхватил цыган и даже шмыгнул носом. – Я ж только для вас и доставал… то есть растил этих соколов.
– Что хочешь за коней, цыган? Хочешь – тысячу рублей.
– Да нет, ваше превосходительство! Куда мне тысяча рублей! – отмахнулся цыган. – Я о другом прошу! Желаю стать казаком, ваше превосходительство! Прошу принять меня в казачье сословие!
– Похвально! Молодец! – обрадовался генерал и подозвал станичного атамана, который в это время высылал казаков за околицу с приказом задерживать и не допускать в станицу всех, кто будет искать гнедых коней.
Так, значит, Журба хорошего поведения? – спросил войсковой атаман.
Отменного, ваше превосходительство! Отлично! – милостиво кивнул цыгану войсковой атаман. – Будешь казаком! А в какой станице ты желаешь поселиться?
– В этой, ваше превосходительство, будьте так милостивы! – попросил Журба. – В этой! Уж больно здесь атаман хороший! Добрейший человек! И душа у него открытая, щедрая, прямо как у меня! И характер мой!
– Быть по сему! – решил генерал и приказал Тимофею: – Нарежешь Журбе надел! Хату построите новому казаку! Пару коней и корову дадите! Ну, можно за мой счет!
Наш атаман с кислой улыбкой покорно кивал головой. А Журба только приговаривал:
– Покорнейше благодарю, ваше превосходительство!
Покорнейше благодарю!
– Коней пока к себе на конюшню поставь, атаман, – распорядился генерал. – Мне сейчас недосуг, дальше еду. А дня через три перешлешь их с надежным человеком ко мне в Екатеринодар. – Генерал подошел к Тимофею, милостиво похлопал его по плечу и закончил: – А тобой я доволен! Очень доволен! В станице – порядок, чистота. Оркестр хороший. Хотя я, правду сказать, не понял, что он играл. А ты – молодец! Жалую тебя и казаков, которые достойно встретили меня, сукном на праздничные шаровары!
Войсковой атаман повернулся на каблуках и направился к своему фаэтону. Снова задудели трубы и загрохотал барабан.
Фаэтон, провожаемый казаками, промчался по станице и скрылся.
– Ну, ирод, веди скорей коней до моей конюшни! – прикрикнул на Илько атаман. – Да скажи спасибо, что я тебя выручил!
– Э, атаман! – засмеялся цыган. – Это ты мне спасибо говорить должен. За один день две пары добрых штанов заработал – одну от меня, а другую от пана войскового. И еще лихого казака для своей станицы приобрел… – Журба с тревогой посмотрел на выгон, где снова клубилась пыль, и присвистнул: – Ой, не нравится чего-то мне эта пылюка! Но теперь я не цыган, а казак, и перво-наперво должен приказ атамана выполнять!
Тут Илько вспрыгнул в тачанку, щелкнул поводьями, и лихие гнедые унесли, его в боковой переулок, где стоял атаманский особняк.
А на станичную площадь чуть погодя влетел неизвестный казачина, окруженный целым десятком станичных казаков.
– Где он, ваш атаман? – басом орал казачина. – По какому такому праву он не конокрадов, а казаков хватает?
– Чего разоряешься, кум? – выступил вперед Тимофей Убийвитер.
– Да как же мне не кричать, когда утром в Екатеринодаре на Сенном у меня коней с тачанкой увели!
– Нет у нас чужих коней, окромя тех, которые самому его превосходительству господину войсковому атаману принадлежат! – строго заявил Тимофей. – А тачанку действительно хлопцы на шляху подобрали… Может, твоя? Пойдем поглядим!
Он подхватил заезжего казака под руку, велел тыждневным выходить и напоить его коня. По дороге к атаманскому дому новые друзья сперва зашли в трактир, потом к атаманскому свату, затем – к свахе. И когда подошли к воротам особняка Убийвитра – хозяин похищенных коней почему-то никак не мог пройти в калитку и удивлялся, почему она такая узкая.
На атаманский двор заезжий казак попал через ворота. Илько Журба сказывал, что казак долго ходил вокруг своей тачанки и сомневался: – Чи моя? А може, не моя? Но в конце концов решил, что его…
А на коней он бросил равнодушный взгляд и проговорил:
– Разве ж це кони?! Вот у меня были кони! А це так, букашки-таракашки, хоть и хозяин у них сам господин войсковой атаман.
На следующий день Илько заставил Тимофея нарезать ему земельный надел, припомнил все обещания войскового атамана и потребовал, чтобы были они выполнены. А когда Тимофей Убийвитер пытался подсунуть ему неудобную землю и плохих коней, Илько качал головой и приговаривал:
– Ай-яй-яй! Придется мне дойти до пана войскового атамана и спросить, почему не выполняют его слово? Неудобно, пан атаман. Две пары штанов заработал, а жилишь… Ай-яй-яй! На моих конях ведь суконные шаровары заработал.
– Да какие они твои! – взрывался Убийвитер.
– А чьи же? Хозяина на них не нашлось – значит, мои, кровные… Вот тачанка – та действительно не моя. А кони, видать, мои.
Атаман только сопел, но все требования Илько уважил.
Так не стало на Кубани цыгана-конокрада Илько и появился в нашей станице казак Илья Журба.
Девичьи слезы
Между нашей станицей и хутором Советским, в глубокой балке звенит и переливается холодный светлый родник Девичьи слезы. Выбегает родник из-под небольшого курганчика и весело несет свои чистые воды к родной и далекой Лабе. Во всей округе не найти места лучшего, чем эта балка. Над звонким ручейком клонят свои ветви могучие дубы, серебристые ивы и стройные тополя. Даже в самую жгучую засуху по берегам родника зеленеет свежая густая трава, качаются фиолетовые колокольчики да голубые незабудки. Днем приходят сюда отдохнуть колхозники, а ночами, чуть не до самой ранней летней зорьки, гуляют здесь девушки и хлопцы, и по бескрайной степи доносятся широкие и нежные кубанские песни.
И мало кто помнит, почему этот веселый холодный родничок зовется грустным названием – Девичьи слезы…
Старики рассказывают, что в давние времена была эта балка мертвой, сухой, поросшей седой полынью да колючим татарником. В то черное время хутор за балкой звался не Советским, а Иногородним. Жила в нем самая горькая беднота, которая всю свою жизнь батрачила на полях станичных богатеев.
