Пса вынесло к дверному проему, и откуда-то из глубины соседнего помещения раздался испуганный возглас Марьяны. Лапы вновь разъехались, он плюхнулся на брюхо, но сразу поднялся; стволы пулеметика завращались. Металлические пластины на боках и заду зверя тускло поблескивали. Я направил пистолет в его сторону. Солдаты снаружи резко свернули – один вправо, другой влево.
Пес открыл огонь. Никогда не думал, что смогу сказать или подумать такое: собака начала стрелять.
Маленький пулемет глухо застучал, с пронзительным свистом вращая стволами. Один солдат успел отбежать, но второго очередь зацепила, ударила в плечо, развернула вокруг оси и бросила на землю. Пули врезались в склон, куда до того уже попал Никита, и холмик будто взорвался. Пес начал отъезжать, как по льду, скребя когтями пол.
Никита со Шрамом открыли пальбу, и пули зацокали по броне. Тело зверя содрогнулось, голова обратилась к сталкерам. Пулемет стал поворачиваться – еще пару секунд очередь била в дверной проем, затем взломала косяк и ударила в стену, смещаясь, приближаясь к людям… Я проскользнул между ножек стола, упал на живот, оттолкнулся ногами от машины и, через мгновение оказавшись прямо позади пса, вытянул руку между его задних лап. Брюхо оставалось единственным незащищенным местом. Прижав к нему ствол, я выстрелил.
Успел всадить три пули, а потом он, зарычав, лягнул меня в голову. Пулемет стих, зверь отпрыгнул к проему, неловко повернулся, скользя, припадая задом к полу. Злой, до сих пор остававшийся за дверью, с ревом налег на нее, толкнул изо всех сил, ударив пса. Дверь захлопнулась, выбросив того из комнаты. Я встал на колени, прижимая ладонь ко лбу, на котором когти оставили глубокие царапины.
За дверью раздался приглушенный возглас, и тут же вновь застучал пулемет. Звук удалялся: зверь бежал к кустам, преследуя тех, кто раньше скрывался за ними.
Илья Львович мелкими шажками вышел из-за машины, глядя в глубь помещения остановившимся взглядом.
Вместе со всеми я обернулся. Стук пулемета стих в отдалении, его сменили другие звуки: хрип, постанывание, фырканье, скрежет когтей по полу, щелканье суставов… Все это становилось громче по мере того, как вывалившиеся из автоклавов существа, постепенно приходя в себя, приближались к нам – кто ползком, кто на четвереньках, а кто и выпрямившись во весь рост.
Шрам, первым сообразивший, что к чему, распахнул дверь.
– За мной, – бросил он, выскакивая вслед за псом.
Глава 7
– Вроде вольера, понимаешь? – выкрикнул я, отвечая на вопрос Пригоршни. – Держали тут всякое зверье мутантное…
Миновав ряд деревьев и пологую горку, сплошь покрытую следами ног и лап, мы выбежали к пролому в углу зала, дыре, сквозь которую мог бы проехать танк. Возле нее росло дерево – должно быть, как и некоторые твари из автоклавов, результат трансгенных экспериментов: дуб, но с окраской березы, отчего белый, покрытый темными пятнами и полосками ствол «русской красавицы» казался уродливым. На нем висело тело в полуистлевшем докторском халате, из живота торчал изогнутый сук с отесанным концом, пробившим спину и живот человека.
За дырой стояла машина вроде той, что управляла автоклавами. Зал с потолком-куполом позади нас уже полнился звуками: множество
Злой с автоматом в руках первый ввалился в следующую комнату. Топот ног доносился до нас спереди: военные были недалеко. Стук пулемета смолк, то ли они пристрелили зверя, то ли у пса закончились патроны. Сталкер перескочил через тело на полу и нырнул в дверь на другом конце помещения, остальные, кроме нас с Ильей Львовичем, последовали за ним. Мы ненадолго приостановились, изумленно разглядывая мертвеца. Это был бюрер с большими наушниками на голове, провод от них тянулся к машине под стеной. В отличие от той, в помещении с автоклавами, эта не работала, все лампочки и датчики были мертвы. На морде карлика застыла гримаса, которую я с некоторым сомнением идентифицировал как блаженство. Никогда не думал, что бюреры способны испытывать подобное… Он лежал на спине, будто подросток- меломан, слушающий музыку. До середины тела – бюрер как бюрер, а вот с нижней половиной произошло нечто странное. Будто она состояла из воска, который под воздействием тепла потек, пузырясь, частично смешался с веществом пола, частично растекся, после чего застыл. Кости, кожа, сухожилия – все это слилось в единую грязно-серую массу.
– Господи, что же за
В зале-вольере, рядом с проломом, раздалось громкое хрипение. Я схватил старика за локоть и поволок дальше, в широкий коридор, откуда доносились голоса наших спутников.
Коридор полого изгибался. Мы догнали остальных, когда они проходили мимо груды камней – здесь горная порода продавила стену. Камни наполовину засыпали безногого бюрера, торс которого был закреплен на узкой платформе с гусеницами.
– Что здесь? – спросил я Никиту. Он, Шрам и Злой шли под самой стеной, глядя в глубину коридора.
– Какой-то звук непонятный, – тихо сказал напарник. – Вон дверь, они туда нырнули. Их мало совсем осталось…
Злой покосился на нас.
– Все равно осторожно, там Лесник еще.
Я покачал головой.
– Нет, Лесника нету.
– Есть, говорю. Куда ж он делся?
Я промолчал, и тогда Пригоршня сказал:
– Злой, партнер мой Лесника завалил.
– Ну? – не поверил сталкер, бочком приближаясь к раскрытой двери. – Он же на вертолете был. Сел, что ли, а ты тогда… Э, дурак, а почему вертолет не взял? На нем можно было бы вояк догнать, когда они еще только к озеру ехали…
