В ответ раздался дружный хохот.
— Вот спасибо, — давясь от смеха, сказала Люба. — Если бы вы не успокоили, мы бы от страха тоже в щели полезли.
— В щели?
Репейников осмотрел свою измятую, вывалянную в снегу шинель, отряхнулся и смущенно сказал:
— Агтобстгел не пегевагиваю…
— Его никто не любит, товарищ техник-лейтенант, — утешил его Касаткин.
Он заметил, что кое-кто из девушек стал клевать носом, и поднялся:
— Ну, пусть гости отдыхают. Пойдемте, товарищ техник-лейтенант.
Полковник Рубанюк с утра поехал на командный пункт Каладзе. Пробираясь в его низенькую землянку, он столкнулся с Путревым.
— Что у вас за трескотня на левом фланге? — спросил он замполита.
— У Лукьяновича что-то немцы шумят. Командир полка связывается с ним.
Каладзе, зажав между плечом и щекой телефонную трубку, слушал и одновременно вертел цыгарку.
— Что там? — спросил Рубанюк, сбрасывая полушубок и присаживаясь на скрипящую дощатую кровать.
— Два немца к Лукьяновичу перебежали, — доложил Каладзе, кладя трубку. — Ну, по ним — свои же…
— Любопытно. Пусть ко мне в штаб направят.
— Приказал, товарищ полковник.
— Девушек устроил хорошо?
Каладзе поморщился:
— Устроил… Секретаря партбюро пришлось переселить. А вообще, товарищ полковник, что я делать с ними буду? Мне солдаты нужны, а не…
— Хорошо! Отдадим Сомову, — предостерегающе сказал Рубанюк. — Потом просить станешь — не дам.
— Будут только передний край мне демаскировать.
— Вишь! Требуешь людей, а смотри-ка, батенька, какой разборчивый, — разведя руками, сказал Рубанюк. — Они школу специальную закончили. Где ты таких получишь? И ты страху на них не нагоняй. Пороху они, насколько знаю, еще не нюхали.
Он встал, привычным движением провел ладонью по волосам и сказал:
— Ну-ка, Путрев, свяжись с Яскиным, пусть дивчат пришлет сюда, а мы с командиром полка потолкуем…
Девушки прибыли через час. Они вошли чинно и тесно разместились на ящиках, заменявших в землянке мебель. Капитан Касаткин встал у входа.
— Садитесь, капитан, — сказал ему Рубанюк с улыбкой.
Мария во все глаза глядела на командира дивизии. Узнав, что фамилия командира дивизии Рубанюк, она весь день с нетерпением ожидала встречи с ним. «Как поразительно похож командир дивизии на Петра, когда улыбается, — невольно отметила она. — Конечно, это родной брат Петра!»
— Кто же у вас старший? — спросил Рубанюк, и взор его задержался почему-то на Марии.
— Шляхова старшая, — ответила она и оглянулась на Сашу.
Шляхова встала. Пристальные, испытующие взгляды командиров смутили девушку, и она, покраснев, села. Мария незаметно толкнула ее локтем. Саша снова поднялась и охрипшим голосом доложила:
— Ефрейтор Шляхова.
Рубанюк смотрел на нее внимательно и добродушно.
— Ну, рассказывайте, как добрались, — сказал он. — На фронте никто из вас раньше не был?
— Нет, товарищ полковник.
— Понятно.
— Коммунистки есть среди вас? — поинтересовался Путрев. — Члены или кандидаты партии?
— Нет, но будут, — уверенно произнесла Шляхова. — Все мы комсомолки.
— И это неплохо…
Каладзе, молча и скептически слушавший краткие ответы девушек на вопросы Рубанюка о снайперской учебе, о Москве, улучил момент и, лукаво поблескивая глазами, задал вопрос Нине Синицыной:
— Вот вы, девушка, можете мне сказать?.. Находитесь в засаде, — Так? Тихо. Никто не стреляет. Пушки молчат, стрелки молчат. Так? Как вы будете пристреливать свою винтовку? Умеете пристреливать?
Нина перехватила его смеющийся, устремленный на замполита — взгляд и, сердито дернув головой, поднялась, нахмурила брови.
— Практическую пристрелку я произведу раньше, — уверенно проговорила она. — Во время артиллерийской подготовки или… когда бойцы стреляют.
— А если они не стреляют? — допытывался все с той же насмешливо-снисходительной улыбкой Каладзе.
— А я их попрошу, они постреляют.
— Как, Касаткин? — спросил Рубанюк.
— Выход правильный, товарищ командир дивизии. Я так часто делаю.
— У меня еще вопрос, — не сдавался Каладзе. Он обежал глазами сосредоточенные, напряженные лица девушек. — Вот вы, — кивнул он Клаве Марининой. — Ваша огневая позиция выше цели. Например, на горке. Влияет это на дальность полета пули?
— Где это ты горки здесь нашел? — вмешался Путрев.
— Ничего, я отвечу, — сказала Клава.
Она, искоса поглядывая на капитана Касаткина, неторопливо, с видимым удовольствием рассказала, как определяется угол прицеливания, в каких случаях происходит перелет или недолет пули.
— Разрешите, товарищ командир дивизии? — Мария встала, слегка побледнев. — Может быть, нехорошо, но я скажу… Наши курсы красным знаменем награждены. От ЦК комсомола… Именное снайперское оружие у нашей старшей… За отличную стрельбу… Почему же товарищ майор все время усмехается недоверчиво? Проверьте практически, что мы знаем…
Каладзе шутливо поднял обе руки.
Блеснув глазами в его сторону, Рубанюк сказал:
— Что ж, справедливая обида. Пожалуй, отправим девушек в полк Сомова. Так, Касаткин?
Каладзе встрепенулся:
— Пушки — Сомову, трофейные автоматы — Сомову… Минометная батарея — Сомову… Нет, Иван Остапович, не выйдет…
Рубанюк засмеялся и погрозил пальцем:
— То-то!..
«Иван Остапович, — подумала Мария. — Ну, ясно — брат!»
Полковник поднялся из-за столика, высокий и плечистый, и, протянув руку, снял с колышка свой полушубок. В эту минуту вошел начальник штаба и доложил, что из батальона доставили перебежчиков. Рубанюк снова повесил полушубок на место.
— Разрешите нам идти? — обратилась к нему Шляхова.
— Пленных еще близко не видели? — ответил ей вопросом Рубанюк. — Оставайтесь. Это особенные. Образца сорок третьего года…
Немцы вошли довольно бодро, приложили руки к пилоткам и застыли. Девушки разглядывали их с нескрываемым любопытством; до сих пор им приходилось видеть пленных только на газетных снимках и в киножурналах.
— Так, значит, надумали кончать войну? — спросил Рубанюк и повторил вопрос по-немецки.
