дарственные курицы и ринулись прочь – спасать свои головы.
Сам ишан замер с открытым ртом, так и не донеся до губ пиалу с кумысом.
А друзья Омирбека вновь завопили, и крики их были еще горестнее, еще печальнее.
– Хорошо, хорошо! – сказал Омирбек. – Но глотки у вас работают лучше, чем глаза, – столько крика И не одной слезинки! Плачьте, плачьте! Неужели мне придется кидать вам в глаза пыль?
И он медленно пошел к юрте пира, а друзья, спотыкаясь от еле сдерживаемого смеха, который вполне мог издали сойти за рыдания, поплелись за ним, вздымая руки и голося:
– Вернись… Остановись… Подумай, на кого ты нас бросаешь… Аллах везде аллах – и в богатой юрте, и в бедной…
…Ишан хорошо знал Омирбека. Никто не доставлял ему столько неприятностей, как этот смекалистый шутник. Часто после того как гнев, вызванный очередной проделкой Омирбека, стихал, ишан с сожалением произносил:
– Если бы Омирбек славил аллаха вместо того, чтобы издеваться над его слугами, то сколько мы бы даров еще получили!
Но ишан понимал, что привлечь Омирбека к служению аллаху невозможно. И от этого вздыхал еще тяжелее.
И тут вдруг сам Омирбек просит взять его в супы! Что он задумал? Неужели его сердце открылось для святой мудрости и он решил начать новую жизнь?
Голос Омирбека был почтителен и печален: в его юрте скоро наступит голод, и это – не иначе! – как наказание аллаха за все проделки и шутки, пора уже замаливать грехи, познавать священную премудрость…
– Слава аллаху, который вразумил тебя, – сказал ишан, вздрагивая от очередного вопля омирбековских дружков, которые, не входя в юрту, продолжали громогласно горевать. – Ты станешь хорошим мусульманином, если будешь слушаться меня…
Так Омирбек стал супы. А ишан отныне стал пиром Омирбека.
И каждый, кто узнавал об этой новости, удивленно цокал языком и произносил:
– Тут дело не простое! Ох, теперь нужно повнимательнее смотреть, что Омирбек будет делать, слушать, что он будет говорить…
Когда наступило время намаза, Омирбек сказал своему пиру:
– Таксыр, я ведь не знаю, как по-настоящему и намаз-то делается! Научите меня!
Ишан подозрительно взглянул на своего нового супы. Но взгляд Омирбека был ясен и почтителен.
– Делай то, что будем делать мы все, – сказал ишан. – Повторяй все за нами!
Приступили к намазу.
Омирбек опустился на колени позади ишана. А племянник ишана – молодой парень – пристроился сзади Омирбека.
Когда ишан поднимал голову, то и Омирбек поднимал голову, когда ишан ее опускал, то и Омирбек опускал.
Потом Омирбеку надоело качаться, как былинка на ветру, и он решил пропустить очередной поклон.
Племянник ишана ущипнул Омирбека сзади – дескать, делай как все.
Омирбек, не долго думая, ущипнул ишана.
Ишан, не прерывая молитвы, наотмашь ударил рукой и чуть не попал Омирбеку в нос.
Омирбек повторил движение ишана, но постарался быть более метким и попал племяннику ишана по носу. Удар был таким сильным, что племянник слетел с коврика, растянулся на полу, закричал нехорошим голосом.
– Что такое? – спросил ишан злобно. – Кто посмел прервать молитву?!
Племянник, утирая кровь, капающую из носа, указал на Омирбека.
Омирбек, не поднимаясь с колен, низко поклонился и сказал:
– Господин, вы сами приказали повторять все движения. Вы ударили меня, я – его!
– Но ты же меня ущипнул! – крикнул ишан.
– Господин мой, но ваш уважаемый племянник ущипнул меня, а я – вас! Я только повторял…
Остальные супы хихикнули, но грозный взгляд пира стер улыбки с их лиц.
Ишан пригрозил племяннику и сказал:
– Начнем намаз сначала… А ты, Омирбек, становись поодаль, чтобы тебе никто не мешал…
– Твое счастье, что юрта у тебя большая, – бормотал Омирбек, оттаскивая коврик в сторону, – а то бы мы этот намаз и до утра не закончили…
– Что ты сказал? – не расслышав, спросил ишан.
– Ничего, мой господин, – поклонился Омирбек. – Просто благодарю аллаха за то, что у меня такой мудрый пир…
Ишан говорил Омирбеку:
– Ты и разговаривать-то красиво не умеешь! Кричишь, слова из тебя летят, как брызги, – все сразу. Нужно научиться говорить нараспев, тогда тебя приятно будет слушать.
Так как Омирбек не старался угождать своему пиру, то тот все время отыскивал различные поводы, чтобы лишний раз заставить Омирбека говорить нараспев.
Как-то раз ишан и его супы сидели у костра. Потом супы разошлись собирать саксаул, а Омирбека ишан оставил с собой у огня.
– Ты понимаешь, что говоришь некрасиво? – в который уж раз допытывался ишан.
– Да, мой пир, – послушно ответил Омирбек и подбросил в костер саксаула.
– Скажи мне что-нибудь нараспев, как я тебя учил, – предложил ишан.
В это время из костра выскочила искра и попала ишану на чалму. Грязная, пропитанная жиром чалма быстро начала тлеть.
А Омирбек, с трудом удерживая улыбку, принялся произносить нараспев:
– На-а-а-а-ш г-о-о-о~о-о-о-спо-о-о-о-ди-и-и-н п
– Что? – принюхиваясь к запаху горелой материи, вскричал ишан. – О чем ты говоришь?
– О-о-о т-о-о-м, мо-о-о-ой п-и-и-ир, что-о-о-о ва-а-а-аш-а-а до-о-о-остопо-о-о-о-чте-е-е-е-енн-а-а-а-я ч-а-а-а-алма-а-а да-а-а-авн-о-о-о г-о-о-ор-и-и-т!
Ишан схватился за чалму, обжег пальцы.
– Ты что же, просто не мог сказать, что я горю? – дуя на пальцы, закричал ишан на Омирбека.
– Простите, мой пир, – поклонился Омирбек. – но вы ведь сами приказали мне говорить нараспев!
– Э-э, понимать надо: чалма дороже красивого разговора! – плаксиво произнес ишан.
Омирбек плохо запоминал числа и цифры.
Во время уразы – великого поста – он постоянно путался в счете дней: сколько осталось до конца уразы?
Зная эту слабость Омирбека, ишан приказал ему следить за тем, сколько дней уразы прошло, и утром, после намаза, провозглашать это число.
Чтобы не сбиться со счета, Омирбек вечером клал в карман по маленькому камешку. Каждый раз пересчитывая их, он определял, сколько дней поста миновало.
Племянник ив!ана все время искал повода подшутить, поиздеваться над Омирбеком. Узнав о его секрете, он незаметно всыпал Омирбеку в карман сразу целую пригоршню камней.
На следующее утро ишан спросил:
– Омирбек, скажи нам, сколько дней уразы прошло?
Омирбек, засунув руку в карман, сосредоточенно пересчитывал камешки пальцами.
– Почему ты молчишь? – спросил ишан.
– Пятьдесят пять дней прошло, мой пир, – промолвил, наконец, Омирбек.
– О аллах! – удивился ишан. – Вся ураза длится тридцать дней, откуда же взялось пятьдесят пять?
Супы хором воскликнули:
