мной физическую и духовную власть, но морально ломаться или нет - зависело от меня. Так вот, я подумал - а что, оружия нет, едва ли не в комнате без острых углов держат - буду рисовать.
- Сублимация?.. - не поняла я.
- Нет, просто в то время художники часто травились красками и свинцовыми тюбиками. Я понимал, что не умру от этого, но и такого было достаточно для души страдальца, - он иронично улыбнулся полотну.
- Что ты любишь рисовать больше? Голую натуру? - пошло скалясь, предположила я.
- Когда-то - так и было. Недолго. Предпочитаю рисовать то, что не хочется съесть, - вампир оторвал, наконец, взгляд от девушки на холсте и глянул на девушку из плоти и крови. Он ждал моей реакции. - Ну, или изнасиловать... - пробормотал он, не дождавшись, снова обращая глаза к полотну.
- Мана... - пока мы не отошли от темы Субирано, решилась спросить о том, чем же она так насолила ему.
- А?
- У меня есть к тебе очень личный и неприятный вопрос. Можно?..
- Нет, - отрезал он.
- Ладно, - покорно согласилась я.
Наградой мне был изумленный взгляд крыжовенных глаз.
- Ты опять меня убить решила?
- Почему ты так думаешь?!
- Послушна в последнее время сверх меры. Усыпляешь мою бдительность? Не выйдет.
- Мана, я человек, - я сделала усталые глаза, - я иногда устаю бунтовать. Просто устаю - веками мой дух не ковался в горнилах заоблачных сфер...
Вампир весело фыркнул.
- Стихи?..
- Отстань, у тебя арт-терапия - и я тоже хочу.
- Ну, продолжай, - с улыбкой предложил Мана.
- А ты стихи пишешь?
- Нет. На родном когда-то писал вирши. На других языках не получается.
- Боже... Влюбленный юный Мана Депрерадович томился под окном дамы сердца, при свете одинокой свечи писал ей романтичные строки, ждал часами, чтоб поцеловать ее руку после танца, в то время как штаны едва не лопались и хотелось одного - быстро-быстро задрать ей юбку в темном уголке и выплеснуть всю свою любовь на ее пылающие лядвии...
Мне пришлось прерваться, потому как вампир зашелся звонким, таким медовым для моего слуха смехом, отложил кисть и палитру, подошел, все еще хихикая, ко мне и, склонившись, нежно поцеловал.
- Мне нравятся твои высокопарные импровизации, - сообщил он, возвращаясь к мольберту. - Лядвии, - он еще раз хохотнул, качая головой, - и где ты такого нахваталась.
- Представляю, с какими дурами ты трахался, если тебе слово 'лядвия' из уст женщины кажется верхом эрудированности...
- Грязная, пошлая девочка... - медленно и довольно проговорил Мана, снова растирая краску на палитре. - С такими точно не встречался.
И снова - я ему 'спишь со мной', а он мне - 'занимаюсь любовью', я ему 'трахался', он мне - 'встречался'... Я давно стала замечать эти округлые деликатные формулировки в том, что касалось меня. Может, это лишь кажется? Мне часто кажется то, чего нет.
- Так я угадала? Ну, со стихами и дамой?
- Практически один в один описала, - с улыбкой сказал мой вампир.
- И что? Так и не дала?
- Не дала, - с притворно грустным вздохом согласился он.
- Зато наверняка была какая-нибудь девчонка попроще - с кухни князя, - я задумчиво плела косички из своих волос, перекинутых через плечо, - или нет, какая-нибудь аппетитная мещаночка...
- Ты меня уже с Д`Артаньяном путаешь, - со смехом заметил Мана. - Ты пытаешься вызнать, кого я впервые полюбил или с кем впервые переспал?
О, вот опять! Со мной - занимается любовью, а с первой женщиной - оказывается, лишь спал.
- Мне, пожалуйста, и кофе, и чай. И то, и другое с тортом, - процитировала я весьма приблизительно персонажа детской книжки 'Дядюшка Ау'.
- Торта не будет.
- Почему? - проныла я.
- Потому.
- Ладно. Кого полюбил первым?
- Я не помню ее имени, - честно признался Мана, слегка отступая от мольберта и глядя на полотно с расстояния. - Так страстно любил я эту молодую женщину, супругу одного из друзей Франца, кстати. Так умирал без нее ночами. На войну шел с ее именем. А спустя полвека понял, что даже не в силах вспомнить ее облика или имени, - Мана задумчиво пожал плечом. - Она осталась в мелочах в моей памяти. Запах ее парфюма от конверта с письмом. Замысловатая буква 'т', особенно если с нее строка начиналась. Красноречивые ее взгляды. Цвета глаз не помню, а 'гляделки' с ней - так живо. Жажда обладания. Умирание от любви, - Мана усмехнулся. - Все ушло за полгода. Кажется, после войны и ранения я перестал о ней думать. Перестал замечать...
- Представляю, как она мечтала, чтобы ты сделал первый шаг, но недалекий молокосос предпочел рыдать в подушку и строчить стихи на сербском.
Вампир чуть улыбнулся.
- Я не рыдал. Я веселым был.
- И психом. Веселым психом.
- Психом я стал после смерти. Ну, незадолго до нее.
Желая увести Ману от воспоминаний о ненавистной ему дочери окситанской земли, я спросила:
- А первый секс когда был?
- Лет в 14, - сказал Мана.
- Да ладно...
- Пф, я приехал летом в гости к родителям в первый раз после начала учебы в Вене, увидел подружку детства, у которой с последней нашей встречи появились сиськи, и предложил погулять. Под рассказ о том, что она хранит цветок, который я ей подарил, уезжая, я и взял быка за рога, - Мана довольно ухмылялся, продолжая рисовать.
- Она хранила твой цветок?
- Ну, расставались мы неиспорченными гормональной бурей, так что все было почти романтично.
- Как ее звали?
- Пава. Павления.
- Эх, Мана, Мана!.. Имени благочестивой женщины, не посмевшей изменить супругу ты не запомнил, а какой-то девчонки, соизволившей тебе отдаться... Наверное, еще и фамилию-отчество помнишь?..
Все с той же ухмылкой Мана утвердительно кивнул, что-то подправляя на холсте.
- Помню.
- Изобразишь?
- Ну, отца ее звали Каменко - отчество сама образовывай. А так она была Павленией Депрерадович.
Я не сразу поняла, в чем дело. Даже успела ужаснуться инцесту...
- Она стала твоей женой? - уточнила я тихо. Громко не получилось - я отчего-то ни на миг не задумалась раньше о том, что он мог быть женат.
- Да, четыре года спустя.
- Почему ты не говорил мне, что был женат?
- Потому что я был женат шесть лет всего три с гаком века назад - это ровным счетом ничего не значит теперь. И потому что не хотел такого голоса и такого взгляда твоего...
