она чудесного человека.
Во время суда я сидела на заднем ряду, и Трухио не видела меня, пока ее не повели из зала. Когда она посмотрела на меня, в ее черных глазах было не больше эмоций, чем в треугольных глазницах Девы Голубой Кукурузы. У нее была своя маска. Впрочем, она есть у каждого из нас.
Моя работа состоит в том, чтобы замечать мелкие детали, и, когда она отвернулась, я заметила у нее скорбную морщинку. Может, она скорбела о Малоуне, может, о какой-то более глубокой утрате, а может, и не об одной. Впрочем, чего не было на ее лице, так это сожаления. Она сделала то, что считала необходимым ради установления правильного порядка вещей. Я ушла расстроенная, но удовлетворенная. Я видела тонкую и преданную душу, которая взяла жизнь Алана Малоуна, а затем протянула руку и закрыла ему глаза.
Это рассказ о рассказе, который обошел полный круг.
Несколько лет назад я услышала об антологии, которую редактировал Роджер Желязны, и решила попытаться написать для нее рассказ. Темой антологии были азартные игры, особенно бридж. В те времена индейские игорные заведения в Нью-Мексико ограничивались несколькими залами для лото, и я решила отнести рассказ к недалекому будущему и сделать местом действия казино в индейской резервации Сандия.
Тогда рассказ не получился. В нем было несколько неплохих деталей, но в целом он оказался ужасным, настолько ужасным, что я даже не потрудилась отредактировать его и послать Роджеру.
В этом году мне оказали честь отдать дань памяти Роджеру новым рассказом. Я немедленно вспомнила о той моей неудачной попытке и решила использовать ее. В наши дни в резервации Сандия действительно есть казино, и я решила на этот раз постараться, сохранив удачные эпизоды из того рассказа и вставив их в «Арройо де Оро».
Вот, наконец, тебе рассказ, Роджер. Спасибо за то, что ты был собой.
Стивен Браст
СТАВКА НА ПИТТСБУРГ[3]
В своем предисловии к антологии «Колесо фортуны» Роджер заметил, что, приступая к игре, «среднестатистический персонаж реальности, похоже, имеет фору». Но, разумеется, если вы похожи на рассказчика из новеллы Стивена Браста, полагаться на удачу явно недостаточно.
Сигнианин осторожно положил перед собой двадцать имусов и откинулся в кресле. ’Гейзианин, сыграв вслепую по маленькой, сбросил карты быстрым движением щупальцев. Я играл вслепую по крупной на десять имусов; у сигнианина была кнопка, агрессивная ставка и, пожалуй, больше ничего.
Прошу прощения. Я как-то не привык объяснять все это людям, которые не играют; останавливайте меня, когда станет совсем непонятно. Я имею в виду, что была моя очередь делать вынужденную, «слепую» ставку, перед тем, как увидеть свои карты — все идет по кругу, понятно? Вы по очереди делаете маленькую слепую ставку, большую слепую ставку и тому подобное, а парню с «кнопкой» выпадает действовать последнему. Так понятнее? Нет? Ладно, не берите в голову. В этой раздаче сигнианин, у которого была кнопка, действовал последним в каждом раунде ставок, что давало ему преимущество — он видел ставки всех остальных. Я начинал, догадываться, что у него, кроме этого преимущества, ничего больше и не было. Да, еще у него было гораздо больше фишек, то есть денег, на столе, чем у меня. Я открыл свои карты: дама с девяткой, не в масть. Неплохой расклад в том, и только в том случае, если бы я имел дело с чистым блефом — как, возможно, и было. Соблазнительно, но я сбросил карты. Подожду до следующей сдачи. Если не считать пары сдач в конце раунда, у меня все время была позиция за ним (именно поэтому я там сел; иметь позицию за сигнианином всегда выгодно), поэтому хотя бы из этих соображений лучше было подождать.
Что? Ох. Нет, нет, это не ваша вина. Под «позицией» я подразумеваю, что в большинстве случаев мне приходилось принимать решение после того, как я уже видел, что делает сигнианин; вот это и называется «иметь позицию» за кем-нибудь.
Понимаете, в покере все строится на принятии решений. Хороший игрок — это тот, кто хорошо принимает решения, вот и все. И чем больше вам известно, тем лучшее решение вы примете. Поэтому если за столом сидит кто-то вроде типичного сигнианина, который любит срывать банки и делать большие агрессивные ставки, вы можете принять лучшее решение, если узнаете, что у него на уме, перед тем, как сделать свою ставку. Итак, я был осторожен и старался играть как можно лучше.
Пока крупье мыл колоду, я следил за сигнианином. Я бы что-что? «Мыл»? Не обращайте внимания. Он тасовал, ясно? Последний час я провел, сбрасывая весьма достойные расклады, время от времени срывая небольшие банки, чтобы остаться при своих, и изучая других игроков. И убедился, что мне говорили правду: сигнианина невозможно «прочитать». Его движения были скупыми, аккуратными, а главное — абсолютно одинаковыми, независимо от того, были у него камни или ничего не было; вот только каждый раз, когда его проверяли — у него оказывались камни. Это…
Бога ради. Хорошо.
«Камни». «Орехи». «Скалы». «Адмиралы». Лучший из возможных раскладов в данных обстоятельствах. Когда у меня на руках были дама с девяткой, если, у реки — я хочу сказать, после последней карты — в прикупе были бы, скажем, 4, 5, 8, 10, валет, причем среди них не было бы трех карт одной масти — то у меня были бы камни. Понятно?
Так вот я и говорю, что каждый раз, как сигнианина проверяли, он показывал лучший из возможных раскладов. Марсианский колонист обнаружил это, и это стоило ему всего, что у него было на столе. Но марсианские колонисты азартны, известное дело.
Марсианские колонисты азартны, сигниане же — бесстрастные счетные машины, которых невозможно понять. ’Гейзианцы — скалы, т’цетианцы — вечные проверялы, и так далее, и тому подобное… я знаю, что кажусь вам справочником предрассудков, но если предрассудок — все, что у вас есть под рукой, то на него приходится делать ставку, пока не добудешь побольше информации, а я всегда ставлю на больший шанс. К тому же я еврей.
Я положил пять имусов на малую слепую ставку (делаете большую слепую ставку, потом малую слепую, потом кнопку — в таком вот порядке — а затем ваша позиция постепенно ухудшается по мере того, как кнопка передвигается по столу). Другой ’гейзианин (кажется, все же ’гейзианка), поставил большую слепую ставку, и крупье раздал карты. Крупье точно был женского рода, причем землянкой, и красивой. Капитан Билли нанимал только таких крупье, почему все на Титане и шли играть к Капитану. Кроме того, Билли смог создать у себя в заведении атмосферу безопасности, и, до некоторых пределов, дружелюбия.
Я защитил ставку моим счастливым серебряным долларом 1921 года. Не то чтобы я был по- настоящему суеверен, но выгодно, когда другие игроки считают тебя таким. Спейсер, сидевший напротив меня на первом месте, поставил сорок; спейсеры обычно еще более азартны, чем марсианские колонисты, и этот парень разыгрывал слишком много раскладов на ранних позициях и поднимал ставки на раскладах, которые того не стоили. Рано или поздно он должен был сломаться, и я надеялся, что буду тем, кто его сломает.
Но больше всего меня беспокоил сигнианин. Я пришел сломать именно его. У сигнианина было то, что я хотел.
Карты по очереди летели на стол, пока очередь не дошла до места номер 5, где местная, маленькая женщина восточного типа, поставила двести имусов. Восточные люди тоже часто бывают дико азартными, но не особенно рассчитывайте на это; они могут оказаться чудовищами, и в этой даме я пока не вполне разобрался. Еще двое сбросили карты, и тут настал черед сигнианина, который глянул на свои карты и вновь быстро закрыл их. Был ли это знак? Это быстрое повторное закрытие карт могло означать, что у него был хороший расклад, а если так, то это был первый знак, который я от него получил… и тут он сбросил
