Ночь стояла тихая и нежная, дверь же моя тряслась.
— Не спится, Холмс? — спросил я, подойдя к двери и натягивая брюки. — Нужен доктор?
— Доктор, — угрюмо отвечал мой друг, — уже не нужен.
— Кто из двух?
— Начинайте с левой ноги, Ватсон. А насчет покойника — загляните в карман пижамы.
Я засунул туда руку, нащупал клочок бумаги и при свете луны прочитал: «ДЖОЙС».
— Ну, Холмс, это все-таки дешевый эффект. Убили бы Вордуорта, вы бы таким образом «угадали», кто остался в живых.
— Переверните листок.
Я перевернул и на обороте прочитал в свете все той же луны:
НЕ ВАЛЯЙТЕ ДУРАКА, ВАТСОН. УБИТ ДЖОЙС. ЯКОБЫ МОЛНИЕЙ.
Я задумался.
— Как брюки?
— Я уже завязываю галстук, Холмс.
— Этим вашим дурацким альпийским узлом… Ладно, ладно, дружище. Открывайте — и поедем.
В особняке Джойса во всех окнах горело электричество. Внутри я увидел знакомые лица: Биррел, белый как смерть или вчерашний Вордуорт; хмурый и заспанный Лестрейд; жизнерадостный профессор- электронщик.
— Где труп? — мрачно спросил Холмс.
Нас провели к телу. На левой стороне груди обгорел пижамный халат; ужасный ожог обезобразил кожу банкира. Неправдоподобно белело ребро.
— Что скажете, Ватсон? — сквозь зубы спросил Холмс.
— Сильнейший ожог.
— Это я и сам вижу. Чем?
— Медленно — чем угодно. Но если мгновенно…
— Ну!
— Шаровая молния, — сказал я, вздохнув. Подошедший профессор радостно хохотнул.
Холмс прошел в угол комнаты и взял бильярдный кий.
— Биррел! Этот кий был очень дорог покойнику?
— Покойник, — ответил подошедший начальник охраны, — никаких предметов не ценил выше их нарицательной стоимости.
Холмс кивнул, сломал кий в двух местах и вышел в другую комнату. Кто-то аккуратно взял меня под локоть. Я оглянулся — Лестрейд.
— Знаете, Ватсон, я только сейчас начал понимать, зачем служу в Скотланд-Ярде.
— Что вы имеете в виду, инспектор?
— Видите ли, мой друг, я немного туповат, и редко какое дело мне удается раскрыть. Но есть такие дела, которые надо закрывать, а не раскрывать. Для этого я здесь и нахожусь.
Он пожал мне локоть, подмигнул и вышел. Тут же вернулся Холмс.
— Есть ли в доме телефонный аппарат Белла?
— Есть. Даже два.
— Хватит одного. Свяжитесь с вашим коллегой Маггатом.
Через долгие гудки соединение произошло, Биррел открыл было рот, потом осекся, слегка послушал и поднял на нас изумленное лицо.
— Они все уехали в дом на побережье.
— Все? Кто же тогда с вами говорил?
— Луиза, глухая горничная. Она не слушает, а просто наговаривает в трубку одно и то же.
— Адрес дома на побережье у вас есть?
Мы мчались сквозь темноту в сторону моря. Лихой кэбмен подрядился довезти нас за две цены. Холмс согласился с таким выражением лица, будто намеревался оглушить беднягу по приезде. Что ж, алчность наказуема, как и всякий порок.
— Мы едем защитить мистера Вордуорта?
— Мы едем арестовать его, Ватсон. Этот бледный паук имел мотив — завладеть фирмой. Имел деньги, чтобы нанять ученых. Наконец, имел выходы на личную охрану своих компаньонов — через того же Маггата.
— Маловато для ареста.
— Он превосходно обставил три убийства под Господень гнев. И вспомните, Ватсон, когда этот длиннорясый обратился к ним за пожертвованиями, Джойс прояснил картину, доказав всем и себе, что ему незачем платить папе римскому — и не заплатил. А Вордуорт тихо раскошелился. Но почему?! Вы ведь, наверное, заметили, что покорность и слабоволие не входят в сонм его пороков.
— Почему же?
— Потому что Джойс все принял всерьез, за чистую монету, действительно сражаясь за свою ничтожную жизнь. А Вордуорт принял участие в фарсе. Обеспечил себе косвенное алиби: зачем бы он, мол, стал платить, если бы не боялся? И объяснение для обывателей: почему остался жив? — потому что откупился у Бога. Белыми нитками шито, Ватсон!
— Этого хватит для прибрежного прокурора?
— Этого хватит для меня. Уверяю вас, мерзавец сам себя выдаст.
На очередном подъеме нам встретился пешеход в капюшоне. Мы взбирались в гору медленно — так что он успел заглянуть в окно — и вдруг вскочил на подножку. Я узнал Грея, наемного убийцу.
— Как дела, милейший? — спросил его Холмс.
— Отвратительно, — ответил сотрудник по особым поручениям. Сейчас его лицо выражало досаду и было более похоже на человеческое. — Если так пойдут дела, наши услуги более не понадобятся.
— Вы можете заниматься любимым делом, для души, — съязвил Холмс.
Грей невесело усмехнулся.
— Уверяю вас, я никогда не убиваю для забавы. Нехорошо сбивать расценки.
На этом он соскочил и ушел.
— Вот вам английская мораль, Ватсон, — задумчиво произнес Холмс после длинной паузы. А потом поправился: — Вот вам людская мораль.
Занимался розовый рассвет. За скалами мелькало море. Из-под копыт коня вертикально взлетел зимородок — кэбмен ругнулся вполголоса.
Я взглянул на Холмса — он сидел неподвижно, сжимая трость в кулаках. Глубоко посаженные глаза тускло сияли — парадоксальным образом Холмс напомнил мне сейчас Вордуорта.
Едва мы доехали до виллы, Холмс выскочил и побежал туда, не потрудившись ни расплатиться с кэбменом, ни хотя бы оглушить его. Мне пришлось всучить негодяю часы на цепочке. Порядком рассерженный, я влетел в дом и застал Холмса в перепалке с охраной.
— Так-то вы, Маггат, охраняете вашего патрона?! Двое проходимцев безо всяких государственных предписаний проникают внутрь помещения, а вы тут трете глаза?! Хотите лишиться работы, как ваши дружки?!
Я различил в голосе своего друга визгливые нотки — так он изъяснялся каждый раз, когда хотел, чтобы его слышали. Слова Холмса, готов поклясться, были адресованы Вордуорту.
— Осмелюсь заметить, но вы выломали дверь.
— Ну и что?! Ну и что, бездельники? А убийца церемонился бы с дверью?
— Прикажете палить в каждого встречного? Я вам не мистер Грей.
— А я вам вот что скажу на это, — Холмс перешел на вполне комнатный и задушевный тон, — вашему нанимателю нечего бояться, и вам это прекрасно известно.
