— Кто знает. Может быть, френч сняли, чтобы затруднить опознание трупа. Может быть, френч Макун где-нибудь нашел или купил. А может быть, Макун и убил. Все может быть.
Дальнейший разговор пришлось прекратить. Вернулся агент. Вид у него был удрученный.
— Не клюет? — спросил Роман Гаврилович.
— Скажите, пожалуйста, — уклонился он от прямого ответа, — это верно, что Макун души не чает в Чугуеве? Это действительно так?
— Всей Сядемке известно — так. Макун, когда вписывался в колхоз, поставил условие: чтобы председателем был Чугуев. Я это слышал собственными ушами.
— Макун мне поведал столько грязных историй про Чугуева, что, если хоть половина — правда, Чугуева надо брать на мушку, — агент направил немигающие глаза на Романа Гавриловича. — Макун не сомневается, что Игнат Шевырдяев погиб по прямому наущению Чугуева.
— Вот так здорово! — воскликнул Роман Гаврилович. — Про галифе вы ему сообщили?
— За кого вы меня принимаете? И я не говорил, и вас, и Катерину Васильевну прошу понять, что мы подходим к критической точке дознания. Любое неаккуратное слово — и все придется начинать сначала. — Агент достал из портфеля масляный пончик. — Когда вы пойдете описывать Чугуева?
— Часа через два.
— Напомните товарищам, чтобы тщательно изучили места, где можно спрятать огнестрельное оружие. Пусть прощупают каждую мелочь, — он откусил пончик. — Недавно у одного господина изъяли Библию с иллюстрациями Доре. Страницы были прорезаны так, что образовали футляр для нагана.
— А наган был?
— Наган был уже в кармане господина.
— А почему именно наган? — спросил Митя с печки.
Воцарилось гробовое молчание.
Агент положил недоеденный пончик на стол и спросил:
— Товарищ Платонов, почему вы не предупредили меня о посторонних лицах?
— Да это не постороннее лицо. Это Митька. А ну, сынок, подойди.
— Сынок или не сынок, значения не имеет. Мы оперативный штаб. Понятно?
— Понятно, — проговорил Митя. — Я только хочу сказать, что все почему-то думают, что Шевырдяева застрелили из нагана…
— Товарищ Платонов, что будем делать?
— Ступай, Митя, прогуляйся, — сказал Роман Гаврилович.
— Что вы! — возразил агент. — Он все слышал.
— Да и нельзя ему во двор выходить, — вмешалась Катерина. — Вона как метет. А у него снова пряжка поломалась.
— Почему вы мне не верите? — обиделся Митя. — Что я, поп Гапон, что ли? Я был звеньевой пионерского отряда. Меня в почетный караул ставили.
— Успокойся, Митя, — агент наставил на него немигающие глаза. — Никто тебя ни в чем не подозревает. Мы понимаем, что ты нам хочешь помочь. Ты все слышал?
— Все слышал.
— Вот в том и дело, — агент доел пончик и вытер пальцы бумажкой.
— Я не пойду на улицу. А только дыры получаются не обязательно от нагана, но и от других вещей, например, от вил… Моего папу тоже вилами протыкали… Скажи ему, папа…
— Неужели бы мы не сдогадались, Митя? — остановила его Катерина. — Ты френча не видел, а мы с дяденькой видели. От вил промежутки между дырками одинаковые, на равном шагу друг от дружки. А на френче две дырки рядом, а одна отдельно. Сама по себе…
— Время дорого, товарищи, — подгонял агент. — Давайте думать, как изолировать мальчика. И как это я прошляпил!
— Что с ним делать? — Роман Гаврилович пожал плечами. — Придется запирать. А запирать только здесь, в доме. Больше негде.
— Хорошо. Запрем в доме, — согласился агент. — Ты на нас не обижайся, малец. Виноват не ты, а твой папа. Да и я расслабился, потерял бдительность. Ты пойми, в нашем деле одно небрежное слово может провалить операцию.
«Одно небрежное слово», — подумал Митя. И вдруг перед ним словно в бреду возникла Атамановка, крутой берег реки, мама, распростертая у самой воды… По горнице, видимый только ему одному, прошествовал человек в серой шляпе с опущенными полями и, не отворяя двери, процедился в сени.
— Ладно, — сказал Митя. — Запирайте. Тетя Катя, а ты видала Макуна вилы? Один зуб сломанный…
— Видала, видала…
Все, кроме Мити, вышли на улицу. Роман Гаврилович сердито замкнул висячий замок и догнал спутников.
— Вот что я думаю, товарищи, — сказал агент. — Что, если включить Макуна в процедуру раскулачки? Хотя бы в качестве понятого. Любопытно посмотреть, как он будет контачить с Чугуевым.
— Сложно, — усомнился Роман Гаврилович. — Вряд ли у нас хватит времени наблюдать за кулацкой психологией.
— Наблюдать буду я. Макуну я представился корреспондентом окружной газеты. В том же качестве прибуду на раскулачку… А мальчонка у тебя с воображением. Вот если бы Шевырдяева действительно прикончили вилами, а вилы действительно оказались бы у Макуна, вот тогда бы нам не пришлось бы топтаться на ветру.
— Я тоже об этом подумал, — откликнулся Роман Гаврилович. — У Митьки глаз вострый. Товарищ Катерина, а вы не видали случайно вилы Макуна?
— Не знаю. Ни к чему. А если правда зуб ломатый, дырки, я так думаю, могут подойти. Вполне свободно. Только ни к чему все это.
— Что значит — ни к чему? — насторожился чекист.
— Не верю я, что Макун Игната порешил.
— Почему?
— Да потому, что не может этого быть. Не укладывается как-то.
— И у меня не укладывается. А все-таки вилы Макуна придется обследовать. Промерить расстояние между зубьями. И сделать это так, чтобы Макун ничего не заметил. Такова задача.
Задачу решили быстро.
К Макуну послали Митю с жалобой, что пряжка снова поломалась. Макун плюнул, принялся искать пассатижи. Только нашел, прибегла Катерина. Макуна срочно вызвал председатель. Макун снова плюнул, велел Мите обождать. Как только они вышли, Митя шмыгнул к печке, нашел вилы с поломанным зубом и вынес на свет. Подумав, забрался на стул, достал из-под пальтишка синюю папку, недавно принадлежавшую Вавкину, поставил вилы на пол вверх зубьями, проткнул папку, снял ее осторожно с зубьев, спрятал под пальто, прибрал вилы и стал дожидаться хозяина.
Макун вернулся серьезный и величавый. Именно ему поручили исполнять вместе с Карнаевым почетную обязанность понятого при конфискации имущества кулака Чугуева.
Макун был польщен доверием начальства и вместе с тем чрезмерно говорлив, что являлось верным признаком затаенной тревоги.
«Уж не догадался ли? — мелькнуло в уме Мити. — Кабы не заставил пальто снимать».
Впрочем, истинная причина возбуждения Макуна ему была неведома. Состояла она вот в чем: на прошлой неделе среди ночи Макуна навестил Федот Федотович и попросил свезти мешок с кой-каким барахлишком в школу и сдать его учителю Евгению Ларионовичу. Просьба бывшего председателя машинного товарищества Макуна не удивила: начиная с прошлого года почти все зажиточные мужики прятали свои фамильные ценности до тех времен, когда потишает.
В уплату за услугу Федот Федотович посулил хромовые сапоги. Увесистый мешок Макун повез ночью на салазках; на помощь ему Чугуев отрядил дочку Риту, вроде бы впристяжку, а на самом деле для того, чтобы у Макуна не возникло соблазна что-нибудь по пути стибрить. Рита оказалась помощницей проворной и осмотрительной. И, когда поутру возвращались домой, Макун подумал: «Благодать мужику, которому она
