но в те времена ты был лишь гордый затворник Марабды, а сейчас ты всесильный везир царя Картли, ставленника шах-ин-шаха, да живет он вечно!..
Сейчас дозволь мне посвятить тебя в мой замысел: уничтожить Саакадзе и ускорить мое воцарение. Раньше остального необходимо продолжать держать запертыми горы, ибо не успею я с моим войском покинуть Ананури, как преданные Саакадзе хевсуры, словно мутный поток, хлынут к «барсу». И да будет известно тебе, князь, с такой грозной силой «барс» не только Картли, но и Кахети сделает своим царством. И все усилия шах-ин-шаха могут окончиться для нас всех второй Марткобской битвой. Также не следует забывать Ксанских Эристави, которых я держу в постоянной тревоге, сосредоточив на виду у них свои дружины. Иначе давно бы ринулись на помощь Саакадзе. И еще: мои пятьсот арагвинцев сторожат вершины Самухрано. Не потому ли и эти друзья «барса» сидят притаившись, опасаясь моего нападения? Теперь посуди, как могу прибыть в Тбилиси со всем моим войском? После всестороннего обдумывания с начальниками арагвинских дружин решил: на смену моим арагвинцам, охраняющим входы в горы, должны с богом прийти пятьсот всадников Квели Церетели, пятьсот – Джавахишвили, пятьсот – Цицишвили и пятьсот – Магаладзе. Между ними я расположу своих пятьсот дружинников, и тогда спокойно, без ущерба, могу прибыть в Тбилиси с двумя тысячами, из них триста телохранителей предоставлю светлому царю Симону, ибо оберегать царя мы обязаны, как свои глаза, – в ставленнике «льва Ирана» наше благополучие… Ответное послание доверьте арагвинцу, который словесно доскажет мои мысли. Если согласны, прибуду немедля. Не сомневаюсь, мой переход к царю Картли заставит многих владетелей спешно подковать коней. Об этом готовлю я большой разговор с тобой, мой Шадиман, и, если позволит, с царевичем Хосро, будущим царем Кахети…
Руку приложил беспощадный к врагам и смиренник
с друзьями, владетель княжества Арагвского
Зураб Эристави".
Печать – орел, парящий над вершиной, – заключала свиток. И сама вощеная бумага сине- розовым отливом напоминала о раннем утре в Ананурском ущелье. Но что таил в себе наступающий там день? Мягкую теплынь или ослепляющую вспышку молнии близящейся грозы?
Послание арагвского владетеля поразило Хосро и Шадимана: знает ли Зураб о прибытии царя Теймураза в Тушети? А если знает, то, выходит, перестал ему верить! Ведь Дареджан осталась не с ним, Зурабом, а последовала за отцом в Имерети. И, очевидно, семейный раздор, – что как нельзя кстати, – озлобил Зураба. Оставалось поблагодарить судьбу, ибо лишь меч Зураба указывал сейчас на единственный выход из картлийского лабиринта. Поэтому Шадиман и Хосро так радостно приветствовали весело входившего Иса-хана. Еще бы, пока беспокойный Иса попусту тратил время и сарбазов на завоевание мешка лобио, они вдвоем завоевали Зураба Эристави!
Внимательно, дважды прочел Иса-хан послание, уже переведенное для него на персидский язык.
– Этот шакал надеется нас обмануть: разве не известно всем, что дикий «барс» отнял у законного наследника Арагвское княжество и преподнес своему любимому ученику?.. И еще смешит меня уверение, будто Саакадзе насильно женил его на дочери царя Теймураза.
– Нам выгодно, справедливый Иса-хан, притвориться близорукими, тем более что дочь царя Теймураза не слишком большой благосклонностью одаривала навязанного ей мужа. Лазутчицы доносили, что Дареджан чаще спала на тахте матери, чем на ложе мужа.
Желание Зураба прибыть в такое тревожное время исключало подозрение в неискренности его действий. Шадиман ликовал: две тысячи арагвинцев! Ведь они равны пяти тысячам сарбазов, ибо не побегут от Саакадзе, который сам неосмотрительно вселил в них храбрость.
– Ты прав, Хосро-мирза, лучше притвориться… Но не обогатишь ли мой слух решением, которое, наверное, по своей мудрости вы уже приняли?
– Если твоя забота о войске шакала, то решили выпустить его на диких «барсов». Полагаем, до них дошло о Теймуразе; возможно, потому они сейчас и притаились в Самцхе-Саатабаго.
– Сам аллах подсказал тебе, царственный Хосро-мирза, вспомнить о хищниках. Как раз сейчас они облизывают когти, ибо хорошо попировали, проглотив в сыром виде Месхети.
– Как так Месхети? – вскрикнул побледневший Хосро.
– Да будет мне свидетелем улыбчивый див, Месхети обглодана до последней верблюжьей лапы.
Некоторое время Иса-хан с наслаждением созерцал потрясенные лица советников царя Симона, потом вдруг спросил: вернулись ли отцы церкови всемилостивого Христа? Выслушав вялый рассказ тбилисского митрополита Дионисия, хан медленно протянул:
– Бисмиллах! Эти плуты в священных одеждах донесли Саакадзе о нашем бездействии, ибо не успели они отъехать и четверти агаджа, как «барсы» накинулись на Месхети.
Напрасно Шадиман пытался защитить старца Дионисия, который немало пролил слез в Мцхетском храме из-за своего бессилия прекратить кровопролитие. Иса-хан настойчиво требовал сурового наказания лазутчиков в черных рясах. Хосро-мирза молчал. Тогда Шадиман осторожно заявил, что такое решение должен утвердить царь…
Выяснилось, что Иса-хан иначе и не думал, но когда Шадиман обещал не позже как через час доложить царю о мнении посланника шах-ин-шаха, Иса-хан спокойно возразил:
– Разве ты не главный везир? И осмелюсь ли я затруднять тебя подобным делом? Прикажи своему чубукчи пригласить сюда князя Андукапара, и пусть вслед позовет гонца Зураба Эристави.
Не успел обрадованный приглашением Андукапар войти в покои Шадимана, где постоянно шептались царевич и везир, как Иса-хан оглушил его вопросом: какого он мнения о митрополите Дионисии, который домогался, чтобы царь разрешил ему укротить разъяренного «барса»?
– Думаю, высокочтимый хан, по дороге в логово хищников игумен монастыря Кватахеви Трифилий повернул мысли старца в сторону, враждебную Ирану.
– Твой аллах не пожалел для тебя догадливости. О князь, не сочтешь ли ты удобным просить царя выслушать находящихся здесь не позднее, чем сейчас…
Тут чубукчи по тайному знаку Шадимана торопливо ввел гонца, и все, кроме исчезнувшего Андукапара, принялись расспрашивать его.
Оказывается, предвидя благоприятный ответ царя Симона и его мудрых советников, князь Зураб все предусмотрел. За арагвским войском двинутся караваны с едой и вином. Уже проверены горные тропы, уже расставлена стража, вооруженная огненными стрелами, изготовленными еще в Носте и розданными арагвинцам. Тайна выделки этих стрел известна одним «барсам» и верным Саакадзе амкарам… Вот почему, если бы даже Саакадзе проведал о намерении Зураба Эристави, никогда бы с малыми силами не рискнул он преследовать арагвинцев.
Внимательно выслушав, Хосро-мирза сказал, что не позже завтрашнего утра гонец получит ответное послание для князя Зураба и тотчас отправится в путь.
Несмотря на тонкие ухищрения, Шадиману не удалось отложить опасное по своим последствиям совещание у царя. И торжествующий Андукапар, возвратившись слишком поспешно, объявил, что царь Симон ждет высокомудрых советников.
Шадиман не сомневался: Андукапар опередил его и без труда склонил Симона на сторону Иса-хана, который, вместо того чтобы предаться радости по случаю скорого приезда Зураба, замышляет против церкви… «Неужели не понимает, что на острие сидим?» – так размышлял Шадиман, направляясь со всеми в покои царя…
Прошел час, а Симон продолжал тянуть:
– …Довольно мы проявляли благосклонность к церкови! Наше терпение истощилось… Где обещание возложить на меня корону в Мцхетском соборе? Где признание мохамметанской мечети как храма картлийского царя?
– О блестящий мудростью царь царей! О изрекающий, как пророк, стрелоподобные мысли! О…
«Нет, не только старца собирается извести хан!» – охваченный тревогой, думал Шадиман. Но сколько ни вглядывался, ничего не мог прочесть на равнодушном лице Хосро-мирзы. А Иса-хан продолжал расточать похвалы довольному своей речью царю.
– О аллах, подскажи твоему верному слуге, кто виноват, что до этого часа мцхетский храм не открыт для царя царей Симона Второго, ставленника грозного «льва Ирана»?!
– Ты, многочтимый Иса-хан, спрашиваешь – кто? – весь подался вперед Андукапар, изогнув брови. –
