Михаил Анчаров
Поводырь крокодила
Какая еще есть радость,
кроме любования
талантом человека?
Товарищ! Знай и верь,
что ты – самый
необходимый человек
на земле.
ПОДНИМАЙ ВОЙСКО!
…Тут аппаратуру выключили, и наступила полная тишина.
Ему дали немного отдохнуть, а потом отворили толстую дверь и выкатили кресло в светлую комнату.
Ему вытерли пот со лба и отстегнули ремни кресла. Он встал и потянулся с хрустом.
Девушка– лаборантка смотрела на него сочувственно и доброжелательно. Потому что он был знаменитый ученый и хороший человек.
– Вы готовы? – спросила она.
– Да… Сегодня было совершенно отчетливо, – сказал он. – Можно начинать.
Лаборантка нажала кнопку. Ученый взял микрофон. В лаборатории столпились все сотрудники. Ждали затаив дыхание.
– …Остановилась орда, и скрип телег затихает, – начал диктовать ученый, – поскакали всадники – мимо телег с сидящими на них женщинами. Вспугнутая шумом, поднялась в воздух тонкая цапля и уронила на землю голубое перо… Помчался парень на лохматом коне…
На верхнем этаже застрекотали телетайпы.
…Вот он нагнулся на скаку и поднял с земли голубое перо цапли… Он подъехал к телеге, где старая женщина кормила грудью ребенка, и, вынув перо, тихонько пощекотал за ухом старую женщину. Она отмахнулась, думая, что это муха. Он пощекотал ее опять.
– Мама, это наш Одон, – сказал мальчик, сидящий в телеге.
Мать обернулась.
– У-у, бесстыдник, – сказала она, погрозив кулаком. – Вот я тебя.
Парень прыснул и поскакал прочь, бросив поводья и вставляя в жесткие волосы голубое перо.
– Ах, какой красивый наш старший сын! – сказала мать, глядя вслед.
…Подскакали воины. Сгрудили коней, ожидая приказа. Реют на копьях крашеные конские хвосты, и шаманы крутятся в пыли на дороге. От групп военачальников рассыпались всадники в разные стороны, и войско стало разбиваться на тысячи. Вот оно построилось и быстро двинулось вперед с грохотом копыт. И где проходило это войско, там оставалась только черная земля.
…Кони заржали.
– Вода, – сказал передовой, потянув ноздрями утренний воздух.
Медленно вышло войско на берег широкой реки, кони прянули к воде, но всадники придержали коней.
Вышло войско на берег и остановилось, затаив дух.
В первых лучах солнца, в утреннем мареве, высоко на холмах раскинулся Киев. Татары, застыв, глядели туда, где белые храмы среди зелени, где блестят бесчисленные купола, где во влажной тени спят белые хаты и каменные стены Кремля.
…В тишине раздался топот коня. Это к парню с пером цапли в волосах подскакал воин. Не говоря ни слова, он взял под уздцы его коня и помчался с парнем к группе военачальников. Подлетев, они оба пали с коней на землю. А поднявшись, встретили перекошенный взгляд рыцаря, у которого единственный глаз блестел из-под черненого китайского шлема.
– Субадай-Багатур, – сказал подскакавший воин и кивнул на парня, – этот поедет.
Одноглазый обернулся вопросительно к стоящему рядом молодому монголу с рысьим лицом. Молодой, ярко одетый, небрежно кивнул в знак согласия и отвернулся.
– Хан Батый решил пусть едет, – сказал одноглазый, и парень с пером цапли в волосах вскочил на коня и поскакал к реке.
Он вошел в воду и поплыл к Киеву рядом с конем, держась за высокую луку седла. А Батый, остальные ханы и все войско глядели вслед.
…Киев на горе. Молчание. Скрип колодца. Тишина. Плеск Днепра.
Татарин переплыл Днепр и смотрит из кустов…
Девушка набрала воды в колодце, и звонкие капли падают на деревянный сруб… И татарин успокоился, понял, что войска на берегу нет. Но такое это утро, что девушка оглянулась на Днепр. Она подошла к реке, что тихонько ласкает камешки, и, не сняв коромысла, нагнулась к воде и сорвала лилию у самого лица
