- Вы знали, чем он занимается?
- Да.
- И тем не менее поддерживали с ним отношения?
- Да! Да! Да! Мне было безразлично. Наплевать мне на все было! На вас, на немцев! Я его любила, понимаете это?
- У меня хороший слух, так что кричать не надо.
- А я не кричу, я плачу.
- Это тоже лишнее. Вы находитесь на допросе, и мне нужны факты, а эмоции можете оставить при себе. Кто-нибудь знал о ваших отношениях?
- Только его брат.
- Что было потом?
- Когда немцев выбили, они прятались у меня.
- Кто?
- Братья Музыка, Виктор Калугин и Серый.
- Долго?
- Неделю.
- А потом?
- Потом они закопали какие-то ящики в сарае и ушли.
- Куда?
- Этого я не знаю.
- Предположим. Часто вас посещал Станислав Музыка?
- Часто. Раза два в неделю.
- А он не боялся приходить к вам?
- Вам не понять этого. Он меня любил.
- Что вы собирались делать дальше?
- Стасик говорил, что они должны кое-что сделать, и тогда у нас будет много денег, и мы уедем в Ташкент.
- Что именно сделать?
- Этого он мне не говорил.
- Он приходил один?
- Да.
- А после его смерти?
- После его смерти пришел Бронислав и просил меня помочь ему.
- Конкретно?
- Он назвал мне несколько фамилий людей, и все, что услышу о них, я обязана была передавать.
- Кому?
- Ему или Виктору?
- Как?
- Они по очереди ночевали у меня.
- У вас или с вами?
- У меня.
- В числе названных была фамилия Ерохина?
- Да.
- Что вы еще передавали ему?
- Многое. Все переговоры милиции, сообщение о вашем приезде, о том, что в Дарьине нашли свидетеля.
- Так. Ясно. Кто был у вас сегодня?
- Я его видела впервые, его прислал Бронислав, звали его Константин.
- Зачем он находился у вас?
- Бронислав сказал, что для связи. Ему было необходимо знать, что вы собираетесь предпринять.
- Ясно. Кстати, он не дарил вам никаких украшений?
- Нет. Только Наполеона подарил. Сказал: 'Возьми на память о Стасе'.
- Хорошо. На сегодня пока все. Подпишите протокол.
Данилов повернулся к Белову, сидящему за столом у окна:
- У тебя все готово?
- Так точно.
- Дай подписать и отправь в райотдел.
Он повернулся и вышел.
ДАНИЛОВ И КОСТРОВ
'Ах ты, Мишка, Мишка! Вот ты какой стал, мой крестник Сержант, две медали 'За отвагу'. Молодец, ай какой молодец!' Данилов глядел на Кострова, на гимнастерку его ладную, на медали и радовался. Нашел-таки дорогу свою в жизни бывший вор Мишка Костров. Да нет, он ее уже давно нашел, еще до войны, только шел по ней неуверенно, как слепой, палочкой дорогу эту трогая. А теперь нет, шалишь. Теперь его ничто не заставит свернуть с нее. Настоящим человеком стал Мишка Костров.
- Ну что, Михаил, теперь давай поздороваемся.
Они обнялись. И постояли немного, крепко прижавшись друг к другу.
- Вот видишь, горе у нас какое.
- Это я, Ван Саныч, виноват. Я упустил гада этого. Эх, - Мишка скрипнул зубами, замотал головой, - я бы его за Степу...
- Еще успеешь. Я тебе эту возможность предоставлю.
- Правда?
- А когда я тебе врал?
- Никогда.
- То-то. Ты где служишь?
- После ранения при комендатуре нахожусь. А так я в разведроте помкомвзвода был. Подбили меня, попал сюда в госпиталь, потом в команду выздоравливающих, ну а потом сюда. Но, говорят, временно, Иван Александрович, - Мишка искательно заглянул в глаза Данилову. - Как мои там?
- Нормально. Заезжал к ним, продуктов завоз. Я же их эвакуировать хотел. Да жена у тебя с характером.
- Малость есть, - довольно усмехнулся Мишка, - чего, чего. Так как же она?
- Ждут тебя, беспокоятся. Письма твои читать мне давали, фотографию из газеты показывали, где генерал тебе руку жмет.
- Это под Можайском генерал Крылов, комкор наш, первую медаль мне вручает.
- Да уж слышал о твоих подвигах, - Данилов чуть усмехнулся.
- Какие там подвиги. А вы, значит, по-прежнему.
- Как видишь, нам генералы руку не жмут. Нас, брат, они в основном ругают.
- Да, вы скажете.
- Значит, слушай меня, Миша, сегодня в двадцать часов придешь в райотдел НКВД, там тебя к нам проводят. С начальством твоим согласуют. А я пойду, Миша, плохо мне сейчас.
- Я понимаю, Иван Александрович, понимаю.
Данилов притиснул Мишку к себе, тяжело вздохнул и, резко повернувшись, пошел по переулку, Мишка взглянул ему вслед и поразился. Он видел только спину, перерезанную ремнем портупеи, и в этой спине и опущенных плечах было столько горя, что у Кострова защипало глаза.
Во дворе дома на подножке 'эмки' сидел Быков. Данилов прошел мимо него, потом остановился, вспоминая. Быков встал.
- Вот что, у тебя где коньяк?
- Здесь, в машине.
