расплывалось от подступающих слез. — Проклятие!
Кэсс задумчиво смотрела на мальчишку, который по возрасту годился бы ей не во внуки, в правнуки. Да, поступили с ним не очень-то красиво, тем не менее, у него была возможность вызвать охрану, пока Рин ковырялся с базой данных. Но любопытство и желание сделать гадость коллеге победили, а теперь было уже поздно. И вовсе ей не было его жалко, презрение к СБ въелось в плоть и кровь, но все же она протянула руку и остановила очередное размашистое движение руки лейтенанта, грозившее снести монитор.
— Возьмите себя в руки, лейтенант, — по возможности мягко посоветовала она. — Благодарю вас.
Еще день назад ей казалось, что она никогда в жизни, под дулом лучевика или из лучших чувств, не скажет слов благодарности офицеру СБ. Но вот — сказала же. Пусть не вполне искренне, но все-таки сказала. Расследование дела о несуществующем шпионе дало ей много опыта. Крайне интересного нового опыта.
За дверью Кэсс достала листок, пробежала его взглядом.
— Так и есть, — ткнула она пальцем в одну из первых строк. — Ты был прав, Рин.
Она даже не опоздала к назначенному на десять финальному совещанию.
— Итак, готовы ли вы назвать мне имя? — без приветствия, даже без кивка спросил ее прямо у дверей Эскер.
Кэсс спокойно прошла мимо него, села на стул. Полковник переместился туда, где всегда стоял при ее разговорах с Эскером — Кэсс за спину.
— Итак? — заложил руки за спину Эскер. — Вы готовы назвать мне имя предателя?
— Нет, — коротко ответила Кэсс.
— Значит, я подписываю приказ о глубоком сканировании?
— Нет.
— Так вы назовете мне это имя? — приподнял брови штаб-капитан.
— Нет, — покачала головой Кэсс.
— Полковник Конро, — поднял голову Эскер. — Прикажите ей отвечать, кажется, тут явный бунт.
— Отвечайте, капитан, — похлопав ее по плечу, сказал Полковник. — Отвечайте всю правду.
— Среди моих людей предателей нет. Нет, — в четвертый раз с удовольствием выговорила она вкусное слово.
— А вы упрямы, капитан Кэрли Ши-Хэй. Почти как ваш брат. Это у вас, видимо, семейное… — с издевательской улыбкой сказал штаб-капитан.
Полковник снял руку с ее плеча. И тогда она поднялась — рывком, и схватила штаб-капитана за грудки. Полковник что-то предостерегающе крикнул, но Кэсс было все равно. Эскер пытался оторвать от себя ее руки, но она ударила его коленом в пах, он невольно согнулся, колено ударило в лицо, а сложенные в «замок» руки опустились на основание черепа. Раздался хруст. Кэсс оглянулась на Полковника — на лице его были только понимание и скорбь, и с этой скорбью на лице он нажал на кнопку вызова охраны, и через минуту она уже лежала на полу, беспомощно распластавшись и не имея возможности сказать даже слова после удара парализатора…
Кэсс вздрогнула. Ничего не было, померещилось — она по-прежнему сидела на стуле, и рука Полковника по-прежнему лежала на ее плече.
— Вы что же это… — медленно, словно во сне, сказала она, распахивая глаза и чувствуя, как лицо невольно складывается в детскую гримаску наивного удивления. — Вы это все
Не было больше ни слов, ни эмоций, только это бесконечное, невыразимое, какое-то беспомощное даже изумление. Кэсс смотрела на Эскера жадным взглядом, стремясь рассмотреть его получше, увидеть что-то за тонкими чертами лица и ладно сидящим мундиром, то, что заставляет людей совершать вот такие вот поступки. И не могла найти этого — какой-то дополнительный орган, или какой-то особенный контур, или что-то в лице, в глазах, в жестах; не было ничего такого, что явственно отличило бы штаб-капитана Эскера Валля от всех прочих людей.
И тогда она положила на стол тонкий лист пластика, который до сих пор держала в руке.
— Вот, Эскер. Прочтите.
Штаб-капитан презрительным жестом взял листок, наскоро пробежал глазами, хмыкнул.
— Я не вполне понимаю, как вы добрались до моего личного дела, но что это вам дает?
— Все просто, Эскер. Все просто, — устало сказала Кэсс. — Вы с Алгеды. Мы с вами земляки, так уж сложилось. А ваш так называемый партизан был отравлен «белой солью». Нужно родиться и вырасти на Алгеде, чтобы знать об этом яде. Он не популярен в Империи. И только вы один из всех, кто входил с ним в контакт, родом оттуда. И отравили вы его загодя; «белая соль» действует примерно двадцать часов.
— Это бред, — швырнул на пол листок Эскер, меняясь в лице. — Болезненный бред.
— Эскер, — укоризненно спросила Кэсс. — Зачем вы отравили бедного дедушку?
— Да я к нему не приближался, черт вас возьми, упрямая дура!
— Ах, это вы мне такой подарок заготовили? — прищурилась Кэсс, не без удовольствия игнорируя «упрямую дуру». Бывали люди, услышать от которых оскорбительное слово было для Кэсс лучшим подарком, ведь это означало, что ей удалось вывести их из состояния привычного пренебрежительного равнодушия. Эскер был из их числа. — Так ни я, ни кто-то из моего крыла к нему
Эсбэшник молчал, и выражение его лица было настолько странным, что Кэсс не могла понять, что же происходит в голове у стоящего напротив человека. Впрочем, считать ли его человеком? Она
— Эскер… вы продолжаете настаивать на том, что кто-то передал противнику данные по карте, оставленной в штабе? — спросил Полковник.
— Да. Я уже показывал вам результаты спутниковых наблюдений.
— Эскер, вы дурак, — горько улыбнулась Кэсс. — На столе в штабе лежала совсем другая карта, не та, что вы мне выдали. Карта, взятая мной у полковника Конро. И на ней были совсем другие пометки. Так
— Вы не сможете этого доказать, — уверенно сказал Эскер.
— Смогу. Карту видели трое, не считая меня и Полковника; двое из них живы и здоровы. Не понадобится глубокого сканирования, чтобы это подтвердить. А к поверхностному мы уже привыкли. И это еще не все. Я могу шаг за шагом указать вам на каждую вашу ложь, на каждую ошибку. Вспомните — папка, плата, диверсия… Мне продолжать? Или уже достаточно?
Эскер встал, на краткий миг Кэсс показалось, что сейчас он опустит ладонь к рукояти лучевого пистолета. Но вместо этого он заложил руки за спину, приподнялся на носки, покачался. Посмотрел на них с Полковником с какой-то радостью во взгляде.
— Более того, — добавил Полковник непонятно для Кэсс. — Арито Онна, диспетчер, уже арестован. При аресте он оказал активное сопротивление, ранил троих, пытался покончить жизнь самоубийством. Но — не удалось.
Эскер с каким-то непонятным облегчением рассмеялся, развел руками.
— И что же вы теперь будете делать? Прикажете меня арестовать? Мой допуск еще не аннулирован!
— Ничего, — коротко ответил Полковник. — Ничего, кроме составления рапорта. Вашу судьбу решит Император.
— Эскер… — помедлив, все же сказала Кэсс. — Если бы все зависело только от меня, я бы убила вас прямо здесь и сейчас…
— Ну-ну… — перебил ее штаб-капитан.
— Тем не менее, я не могу себе позволить этой роскоши. Ваше счастье, что я думаю не только о себе, но и о своих людях. Поэтому вашу судьбу решит Император.
— Вы повторяетесь… — улыбнулся Эскер, но улыбка Кэсс не смутила. Он проигрывал так, как нужно
