многие агенты, работающие в отвратительных условиях далеко-далеко от своих руководителей, заключают подобные соглашения с агентами противника, поняв, что у них с близкими врагами куда больше общего, чем с далекими союзниками. Означало оно полное невмешательство в дела друг друга. Оно позволяло создать такой баланс, при котором ни один не победит, и ни один и не проиграет, к тому же, оба могли регулярно показывать своим повелителям, какие замечательные шаги они предпринимают, чтобы победить хитрого и хорошо информированного противника.
В данном случае оно означало, что Кроули разрешалось продолжать беспрепятственную работу с Манчестером, а Азирафаилу никто не мешал во всем Шропшире. Кроули получил Глазго, Азирафаил – Эдинбург (никто не взял под ответственность Милтон Кейнс, но оба представили его как свой успех[16].
К тому же, конечно, меж ними считалось правильным помогать друг другу, когда это подсказывал здравый смысл. Оба ведь были из ангелов. Если некто, быстренько соблазнившись, шел прямой дорогой в Ад, было разумным прошвырнуться по городу и создать где-нибудь короткий момент священного экстаза. Это ведь все равно сделают, но если к этому подойти разумно, можно сэкономить кучу времени и денег…
Азирафаил время от времени чувствовал свою вину по этому поводу, но века среди людей имели на него тот же эффект, что и на Кроули (только менялся он в обратном направлении).
К тому же, Властям наплевать на то, кто что делал, лишь бы дело делалось.
В настоящий момент, Азирафаил стоял с Кроули у пруда в парке Сент- Джеймс. Они кормили уток.
Утки из парка Сент-Джеймс так привыкли, что их кормят тайно встречающиеся секретные агенты, что у них выработался новый условный рефлекс. Если такую утку посадить в лабораторную клетку и показать ей фотографию двух мужчин – один обычно носит куртку с меховым воротником, другой что-то темное и шарф – она обязательно взглянет вверх с ожиданием во взоре. Ржаной хлеб русского культатташе хватают простые утки, а мокрый «Ховис с Мэрмайтом» главы МИ9 любят снобы утиной стаи.
Азирафаил кинул корку плохо выглядящему селезню, тот ее схватил и мгновенно утонул.
Ангел повернулся к Кроули.
– Что это ты вытворяешь, мой дорогой, – пробормотал он.
– Прости, – извинился Кроули. – Забылся.
Селезень сердито всплыл на поверхность.
– Конечно, мы знали, что что-то происходит, – сказал Азирафаил. – Но я как-то думал, что все случится в Америке. Там такое любят…
– Может, там и случится, – грустно откликнулся Кроули. Он бросил взгляд сквозь парк на «Бентли», заднее колесо которого было аккуратно зажато штрафными полицейскими зажимами.
– А, да. Американский дипломат, – вспомнил ангел. – Несколько театрально, по-моему. Как будто Армагеддон – какое-то киношоу, которое надо продать в как можно большее число стран.
– Во все страны, – поправил его Кроули. – Земля и все ее царства.
Азирафаил бросил уткам последний кусок хлеба, выкинул пакет в урну, и они отправилась к Болгарскому Морскому Атташе – подозрительному человеку в кембриджском галстуке.
Он повернулся, чтобы видеть лицо Кроули.
– Мы, конечно, победим, – сказал он.
– Ты этого не хочешь, – ответил демон.
– Скажи, почему ты так решил?
– Слушай, – отчаянно сказал Кроули, – сколько, по твоему, у вашей стороны музыкантов, а? Я имею в виду, первоклассных.
Азирафаил вдруг смутился.
– Ну, думаю… – начал он.
– Двое, – подсказал Кроули. – Эльгар и Лист. И все. Остальные все у нас. Бетховен, Брамс, все Бахи, Моцарт… Можешь себе представить вечность с Эльгаром?
Азирафаил зажмурился.
– Легко, – простонал он.
– Ну вот, – сказал Кроули тоном триумфатора. Он отлично знал ахиллесову пяту Азирафаила… – Никаких компакт-дисков. Никакого Альберт Холла. Никаких танцев. Никакого Глиндборна. Только небесная гармония круглые сутки…
– Основы мира не меняются, – пробормотал Азирафаил.
– Как яйца без соли, следовало бы тебе добавить. Кстати – ни соли, ни яиц ведь тоже не будет. Не будет и Гравлакса с соусом из петрушки. Никаких замечательных маленьких ресторанчиков, где тебя все знают. Никаких кроссвордов из «Дейли Телеграф». Никаких антикварных магазинов. И никаких книжных, кстати. Никаких старых редакций. Никаких серебряных портсигаров с нюхательным табаком эпохи Регентства во Франции, – Кроули наскреб дно бочки интересов Азирафаила.
– Но жизнь станет лучше после нашей победы! – прохрипел ангел.
– Но будет совершенно неинтересной. Слушай, ты же знаешь, что я прав. Тебе будет так же неудобно с арфой, как мне с вилами.
– Мы на арфах не играем, ты же знаешь.
– А мы вилами не пользуемся. Это был, просто, оборот речи.
Они поглядели друг на друга.
Азирафаил развел своими наманикюренными руками.
– Наши люди, знаешь ли, весьма счастливы, что это наконец-то близится. Для этого и работали. Последний, важнейший тест. Огненные мечи, Четыре Всадника, кровавые моря, все остальные дурацкие дела, – он пожал плечами.
– А потом «Игра Окончена, Вставьте Монету»? – грустно усмехнулся Кроули.
– Иногда мне трудновато понять твою речь.
– Мне нравятся моря – какие они есть. Армагеддона не должно быть. Не надо устраивать проверку всему, разрушая его до основания, только для того, чтобы проверить, правильно ли все было сделано.
Азирафаил опять пожал плечами.
– Такова уж высшая мудрость… – Ангел поежился и запахнулся в куртку. Над городом собирались серые облака… – Пошли куда-нибудь, где тепло, – предложил он.
– Ты мне предлагаешь? – отозвался Кроули угрюмо.
Какое-то время они шагали в мрачном молчании.
– Не то чтобы я был с тобой не согласен, – сказал ангел, когда они тащились по траве. – Просто нельзя ослушаться. Ты же знаешь…
– И мне нельзя, – откликнулся Кроули.
Азирафаил кинул на него косой взгляд.
– Ой, ну не надо, – сказал он, – ты же демон!
– Да. Но ослушание моим нравится только как принцип. А какое-то определенное ослушание их серьезно раздражает.
– Типа неподчинения их приказам?
– Вот именно. Поражен, а? Хотя, наверное, нет. Сколько у нас времени, как думаешь?
Кроули махнул рукой в сторону «Бентли», и его дверцы открылись.
