нарядили ее в шелка, богатые драпировки и то, о чем он думал, как о славно пахнущих живчиках. На самом деле, была занавеска из шариков на входе в кухоньку и лампа весьма неумело сделанная из бутылки кьянти, поскольку представление мадам Трейси – как и Азирафаила – о том, что модно, застряло где-то в районе 1953-го. И в середине комнаты стоял стол, на нем лежал бархат, а на бархате, хрустальный шар, который все больше становился источником заработка мадам Трейси.
– Думаю, вам стоит прилечь, мистер Шедвелл, – бросила она голосом, который не допускал никаких споров.
Он был слишком напуган, чтобы протестовать.
– Но юный Ньют там, – пробормотал Шедвелл, – плененный языческими страстями и оккультными проделками.
– Что ж, я уверена, он знает, что с ними делать, – ответила на это мадам Трейси, в душе которой была гораздо более близкая к реальности картина того, что происходит с Ньютом. – И я уверена, ему бы не понравилось то, что вы тут себя мучаете. Прилягте-ка лучше, а я сделаю нам обоим по чашечке чая.
Она исчезла, и пощелкали шарики, когда она через них проходила.
Неожиданно Шедвелл, как он смог сообразить, несмотря на развалившиеся, разбитые нервы, оказался один на кровати греха, и в тот момент он был не способен решить, лучше это, на самом деле, или хуже, чем быть не одному на кровати греха. Он повернул голову, чтобы оглядеть окрестности.
Представление мадам Трейси о том, что эротично, произрастало из дней, когда молодые мужчины думали, что к передней части женской анатомии крепко приделаны надувные мячи, когда после слов о том, что Бриджит Бардо – сексуальный котеночек, никто не засмеялся бы, когда и вправду существовали журналы с названиями вроде «Девочки», «Смешки» и «Подвязки». Где-то в этом котле вседозволенности подхватила она идею, что мягкие игрушки в спальне создают интимную, кокетливую атмосферу.
Какое-то время Шедвелл смотрел на большого, изношенного плюшевого мишку, у которого не было одного глаза и было драное ухо. Вероятно, звали его как-нибудь вроде мистер Баггинс.
Он повернул голову в другую сторону. Посмотреть далеко ему помешал чехол для пижам в форме животного, которое могло быть псом, но могло быть также и скунсом. Оно весело усмехалось.
– Уйй, – проговорил он.
Но воспоминание скрыть не удавалось – оно вырывалось и атаковало сознание. Он и правда это сделал. Насколько он знал, никто в Армии демонов не изгонял. Ни Хопкинс, ни Сифтингз, ни Дайсмен. Ни, вероятно, даже Сержант-Майор Охотников на Ведьм Наркер[59], у которого был непобитый никем рекорд – нашел наибольшее число ведьм. Раньше иль позже всякая Армия находила свое сильнейшее оружие, теперь свое нашла ОАНВ, и находилось оно, размышлял Шедвелл, на кончике его руки.
Что ж, тьфу на правило: 'Использовать Такое Нельзя '. Он немного отдохнет, раз уж он здесь, а потом Силы Тьмы встретят равного себе…
Когда мадам Трейси принесла чай, он похрапывал. Она тактично закрыла дверь, а также и очень благодарно, ведь у нее через двадцать минут был назначен сеанс, а в такие времена не стоило отвергать деньги.
Хотя по многим меркам мадам Трейси была здорово глупа, в некоторых делах был у нее инстинкт, и когда речь шла об окроплении оккультным, доводы ее были безупречны. Вот именно окропления, как она поняла, ее клиенты и хотели. Они не хотели погружаться в него по шеи. Не хотели они многоизмеренческих тайн Времени и Пространства, им просто хотелось быть успокоенными, узнать, что у мамочки все в порядке теперь, когда она померла. Хотелось им ровно столько Оккультизма, чтобы приправить простое кушанье их жизни, и лучше всего порциями не дольше, чем по сорок пять минут, после чего подают чай и печенье.
Конечно, они не хотели странных свеч, запахов, напевов или мистических рун. Мадам Трейси даже убрала большинство карт типа «Major Arcana» из своей колоды Таро, ибо их появление беспокоило людей.
И она всегда прямо перед сеансом ставила кипятиться капусту. Ведь нет ничего более успокаивающего, ничто не соответствует лучше духу уютного британского оккультизма, чем запах готовящейся в соседней комнате брюссельской капусты.
Было вскоре после полудня, и тяжелые грозовые облака окрасили небо в цвет старого свинца. Скоро пойдет дождь, сильный, слепящий. Пожарные надеялись, что дождь пойдет скоро. Чем скорей, тем лучше.
Они прибыли практически незамедлительно, и молодые пожарные возбужденно скакали вокруг пожара, раскручивая шланги и хватая топоры; те, что постарше, лишь раз глянули и знали, что это не потушишь, они не были даже уверены, что огонь удастся остановить, и он не распространится на другие здания, когда черный «Бентли» проскользил по повороту, въехал на тротуар со скоростью где-то побольше шестидесяти миль в час и с визжа тормозами остановился в полудюйме от стены книжного магазина. Весьма взволнованный молодой человек в темных очках вышел из машины и побежал к двери пылающего книжного.
Его остановил пожарный.
– Вы – хозяин этой торговой точки? – спросил он.
– Не будьте идиотом! Я что, похож на хозяина книжного магазина!?!
– Насчет этого, сэр, я сказать ничего не могу. Вид может быть весьма обманчив. Я, к примеру, пожарный. Однако, встречая меня вне работы, люди, не знающие моей профессии, часто предполагают, что я или общественный бухгалтер или директор компании. Представьте меня без формы, сэр, и что за человека вы перед собой видите? Честно?
– Дурака, – отозвался Кроули и вбежал в книжный магазин.
На самом деле, это звучит проще, чем было на самом деле, так как для того, чтобы сделать это, Кроули надо было обойти полдюжины пожарных, двоих полицейских, и нескольких представителей интересного ночного народа[60], рано вышедших на улицу и жарко спорящих между собой о том, что за часть общества сделала вечер ярче и почему.
Кроули протолкнулся прямо сквозь них. Они на него почти и не смотрели.
Потом от толкнул дверь и шагнул в огненный ад.
Весь магазин пылал.
– Азирафаил! – крикнул он. – Азирафаил, ты… тупой ты… Азирафаил? Ты здесь?
Никакого ответа. Лишь потрескивала горящая бумага, послышался звук расколовшегося стекла, когда огонь добрался до комнаты наверху, да издавало громкий треск горящее дерево.
Он настойчиво, отчаянно оглядывал магазин, ища ангела, ища помощь.
В дальнем углу опрокинулся книжный шкаф, рассыпав по полу горящие книги. Всюду вокруг него был огонь, но Кроули его игнорировал. Левая половина его штанов начала тлеть; он остановил ее одним взглядом.
– Эй? Азирафаил! Ради Бо…. ради Са…. ради кого-нибудь! Азирафаил!
Окно магазина разбили снаружи. Вздрогнув Кроули повернулся, и неожиданная струя воды с силой ударила его в грудь, повалив на пол.
Его темные очки улетели в дальний угол комнаты и стали лужицей горящего пластика. На свет явились желтые глаза с вертикальными щелями зрачков. Мокрый, с текущей с него водой, с черным от золы лицом, настолько далекий от холодности, насколько это для него было возможно, на четырех конечностях в пылающем книжном магазине, Кроули проклинал Азирафаила, план основ мира,
