из Карелии деревянные панели.
— Ай-я-яй, — раздался за его спиной голос, — какая неприятность.
Гольдберг обернулся и увидел троих здоровенных парней в кожаных куртках и джинсах.
— Какой домик симпатичный сгорел. Слава богу, что не резвились в нем Кларочка, семнадцати лет, и Сенечка, четырнадцати.
Гольдберг похолодел, на него смотрели три пары холодных жестких глаз.
— Да и второй дом у тебя деревянный, запалится — не остановишь, — сказал здоровый парень, стоявший рядом с ним.
Гольдберг всматривался в него. Лицо было удивительно знакомым.
— Вы кто?
— Конь в пальто.
— Где я вас мог видеть?
— Где-где! В Караганде.
И Гольдберг вспомнил. Колонию. Клуб, заведующим которого он, естественно, был. Репортажи с Олимпийских игр. И этого парня, только совсем молодого, с золотой медалью чемпиона.
— Вы боксер? Олимпийский чемпион? — прерывающимся голосом спросил он.
— Хочешь попробовать? — ощерился чемпион.
— Нет. Что вы от меня хотите?
— Это разговор. Сырье чтобы сегодня было у Зельдина. С ним и договоришься, сколько платить будешь.
— А если я не соглашусь?
— Жиденят в пруду найдешь, а жену твою толстозадую при тебе на хор поставим. Понял, барыга?
Гольдберг посмотрел на троицу в коже и сказал срывающимся голосом:
— Все сделаю.
— Вот и ладушки, — засмеялся чемпион, — теперь живи спокойно, мы тебя охраняем. Если что, найдешь нас.
— Как?
— Через Зельдина.
К обеду Борька приехал к Ястребу и доложил о победе над отморозками. А в это же время позвонил счастливый Зельдин и сказал, что сырье на складе.
— Ну вот и прекрасно, — устало ответил Ястреб. Шорину он не звонил, не хотел волновать шефа, тяжело переживавшего арест Болдырева с его шарагой.
— Зельдин с вами рассчитался? — спросил он Борьку.
— Пока нет, обещает в конце недели.
— Не жалко было дачу палить?
— Жалко, конечно. Человек строил, радовался, а мы пришли и спалили, — неожиданно с сожалением сказал Пахомов.
— Пожалел, — рассмеялся Ястреб.
Он посмотрел на своего верного подручного и поразился выражению его лица. Исчезла жесткость, и перед ним сидел обычный московский парень, подбирающий бездомных собак и кошек. И лицо проверенного бойца было грустным и задумчивым.
— Скажи-ка мне, Борек, — Ястреб встал, прошелся по комнате, — надоела тебе эта работа?
— Если честно, шеф, то надоела.
— Значит, скопил лаве и решил соскочить?
— Лаве скопил? — криво усмехнулся Борька. — Прогулял я эти бабки. Слава богу, квартиру да «Волгу» купил.
— Неужели ничего на книжке нет?
— А ты что, мои бабки считаешь?
— Я такой привычки, Боря, не имею. И сам не люблю, когда мои кровные на арифмометре крутят. Я тебя спросил об этом потому, что есть работенка, на которой можно крупно подняться.
— Ты меня прости, шеф… — Борис встал, и Ястребу показалось, что комната стала в два раза меньше. — Я вообще хочу с этой работой завязать.
— Да ты что! — поразился Ястреб.
Он никак не ожидал такого поворота событий. Борька, самый верный, самый надежный парень, из его бригады уходит. А может, это и к лучшему? Он же сам тоже собирает вещички и хочет расстаться с Шориным.
Когда Ястреб узнал об аресте Болдырева, то не спал всю ночь, сидел у окна и тупо смотрел на темную улицу, по которой пробегали редкие машины. По богатому своему воровскому опыту он твердо усвоил: козырная масть всю ночь не приходит. Надо вовремя прекратить игру. Видно, и Борька понял это остатками мозгов, не отбитых на ринге.
— Куда же ты намылился, Боря?
— Тебе верю, поэтому скажу. Лизка вчера ушла из спорта.
— Да ты что? Лучшая наша фигуристка, чемпионка.
— В нашей работе такой день обязательно наступает. Устала она золото Спорткомитету добывать да валюту для партии зарабатывать. Устала. У меня дружок есть, писатель…
— Кто же это?
— «Неуловимых» видел?
— Конечно.
— Это он сценарий написал. Теперь в Калининской области живет. Купил там дом, охотится, пишет. Так он и мне рядом с собой хату присмотрел на берегу озера. Мы с Лизкой туда на годик уедем от жизни этой передохнуть, ну а дальше посмотрим.
Ястреб слушал его и поражался, как они одинаково мыслят. Как жизнь их, на первый взгляд богатая и сытая, приводит людей к душевной пустоте.
Последние лет десять Ястреб много читал, даже библиотечку собирать начал. Особенно ему нравились два писателя: Анатолий Иванов и Юрий Трифонов. И хотя писали они о разном, в каждой из книг находил для себя Ястреб нечто созвучное с его внутренним состоянием. Он стал задумываться о жизни, и мысли эти были далеко не радостные.
— Ладно, Боря, — тихо сказал Ястреб, — уезжай, держать я тебя и не могу и не хочу.
— А почему не хочешь? — спросил простой, как правда, олимпийский чемпион.
— Жизнь тебе не хочу портить. Только одно скажи мне: кого вместо тебя поставить?
— Женьку Сафонова, — не раздумывая, ответил Борька, — он молодой, еще не нафаршированный, бабки любит, в командиры выбиться мечтает и жесткий очень.
Ястреб прикинул: чемпион Европы по самбо Сафонов действительно мог стать достойной заменой Борису. Тем более что нужен он был Ястребу всего на одно дело.
— Подожди меня, — сказал он Борьке и пошел в кладовку. Там у стены стояли десять коробок с видеомагнитофонами, самым большим дефицитом в СССР.
Ястреб взял одну и принес в комнату.
— Это тебе и Лизавете от нас с Аленой свадебный подарок.
— Ты чего, шеф? Уж больно подарок дорогой.
— Бери, старичок, заработал. Будете с Лизой в доме у озера сидеть и хорошее кино смотреть. Уезжай по-тихому, я скажу, что ты в отпуск подался, а Женьку ко мне пришли, есть у меня для него дело.
Они обнялись. И Борис навсегда ушел из жизни Лени Сретенского, нынче именуемого Ястребом.
Он смотрел в окно, как Борис садится в машину, и острое чувство печали пришло к нему.
Возьмет Борька свою крепконогую хорошенькую Лизку и поедет в осенний лес на берег озера, заберет своих собак и кошек и через несколько месяцев, а может, даже дней забудет и его, и Зельдина, и
