работал с мальчишками.
В перерыв Юра сел рядом с ним.
— Ну что, Хамид, нравится?
— Знаешь, Юра, я тебя не понимаю. Сегодня читал кусок сценария, который ты мне передал, отлично получается.
— Ну ты что-то сильно ручку на себя взял.
— Нет. Нет. У тебя талант. Ты увидел в этой дыре Гасан-Кули столько прекрасного. Ты, человек, родившийся и всю жизнь проживший в России.
— А почему выбрали Гасан-Кули?
— Наш секретарь по идеологии из этих мест.
— Понятно. Значит, я воспеваю родину вашего вождя. Вроде как приглашенный акын.
— Неправильно говоришь, — Хамид вскочил, — зачем так говоришь, ты о моих земляках пишешь. Но помни… — Хамид наклонился к Ельцову и сказал таинственно: — Фильм обязательно получит Госпремию нашей республики.
— Заранее поздравляю тебя.
— А себя?
— А на мне срок висит. Я урка, недавно освобожденный, мне судимость снимать надо.
— Послушай, поехали к нам. Там мы ее в два дня снимем.
— Не получится. Я должен в течение года ударным трудом оправдать доверие народа и любимой партии.
— Слушай, поехали к нам, у нас для друзей народ и партия добрее.
— Нет, Хамид, я уж здесь повоюю.
— Ну, смотри, только ты помни, что должен сдать сценарий в срок. Я завтра улечу и вернусь через месяц.
— Задержись, дружище, на неделю и увезешь и сценарий и текст с собой.
— Хоп.
Хамид хлопнул ладонью по ладони Ельцова.
— Так тому и быть. Я в тебе не ошибся.
Он пошел к двери, талантливый парень из урюково-хлопковой республики. Человек правящего клана. Но хороший человек.
После тренировки к Юре подошел Леша Парамонов.
— Юрик, ко мне из «Литгазеты» Вайнбург приходил…
— Он что, в спортобозреватели подался?
— Да нет, о тебе расспрашивал. Ты это учти.
— А что я, Леха, сделать могу? Ничего. Пошли они все знаешь куда?
— Знаю. Но помни: мы с тобой.
Юра позвонил Ирине на работу и сказал, что будет ночевать дома.
— А я могу приехать?
— Конечно.
— Ты устал?
— Немного есть.
— А я иду на премьеру в «Современник», хотела тебя пригласить.
— Не до грибов, Петька, — ответил Ельцов словами знаменитого анекдота.
— Жди.
— Заметано.
Юрий шел домой и думал об Андрее Вайнбурге. Он не успел с ним сойтись, работая в «Литературке». Слишком быстро оборвалась его карьера спецкора в этой газете. Но Ельцов знал, что Андрей — человек принципиальный и мужественный, со своими убеждениями. Ельцову всегда нравились его статьи. В затхлой атмосфере брежневских времен он развенчивал прилипших к власти проходимцев и жуликов.
Непонятно, почему его судьба так заинтересовала Вайнбурга. Конечно, можно прийти к нему и объясниться. Но он этого не сделает. Если против него начали новую кампанию, все бесполезно, нужно будет собирать шмотки и действительно уезжать под крыло к Хамиду или на БАМ. Он мужик здоровый, выдюжит. А то, что они сделали, — не напрасно. Кретов исчез, Болдырев сидит, Ястреб-сука лежит на Ваганьковском. Тех, кто все это придумал, Шорина этого поганого и Рытова, они с дядькой все равно достанут.
Юрий открыл дверь, вошел в квартиру и услышал музыку. Низкий женский голос пел знаменитое танго «Утомленное солнце». Дядька сидел в кресле, с дымящейся трубкой в углу рта и в такт музыке помахивал рукой.
Он увидел Юрия и улыбнулся.
— Со счастливым возвращением.
Юра посмотрел на самого своего близкого человека. Вот он сидит в кресле, курит трубку, мускулистый, поджарый, седые волосы на пробор. Красавец. Известный московский сердцеед.
— Дядька, давай по рюмке.
— А может, по две, чего зря напиток переводить.
— Давай по две.
— Иди, мой руки, и на кухню.
Дядька разлил водку в стограммовые стаканчики-шкалики. Они выпили, закусили солеными огурцами. И на душе стало спокойно и тихо.
— Где Ирина?
— В театре, приедет после спектакля.
Зазвонил телефон, и Юрий неохотно поднялся со стула и пошел в комнату.
— Да! — Он поднял трубку.
— Ты, мерзавец… Подлец… Испортил мне жизнь… Уголовник… А теперь хочешь у меня деньги отобрать… Скотина… Ничего не получишь… Опять в тюрьму захотел… Я тебе устрою… Дружков своих ко мне подсылаешь!…
Бывшая жена Лена орала в трубку, забыв обо всем. Когда дело дошло до мата, Ельцов рявкнул:
— Ты чего несешь, дура?! Ты для меня больше не существуешь! Подстилка номенклатурная. Еще раз позвонишь, я тебе трубку в пасть вобью.
На кухне, усевшись на свое место, он спросил дядьку:
— Знаешь, кто звонил?
— Пока нет.
— Ленка.
— Вот и приехали, — удивился Ельцов-старший. — Чего она хотела?
— Орала, что я посылаю к ней дружков, чтобы ее на бабки раскрутить.
— Совсем рехнулась баба. Ты знаешь…
Дядька не успел договорить, как снова зазвонил телефон.
— Опять она. — Юра налил водку в шкалик, выпил и пошел в комнату.
— Для храбрости! — крикнул ему вслед дядька. — Как солдат перед атакой.
Он поднял трубку.
— Да?
— Юрий, вы меня узнаете?
Ельцов узнал этот голос. Сам Патолин, бывший его тесть.
— Да, конечно, добрый вечер.
— Юрий, мне звонила Лена и говорила, что у вас возникли материальные претензии к ней. Да, я понимаю, она поступила легкомысленно, не подумав. Но я готов с вами оговорить сумму…
— Я не понимаю, о чем вы говорите. Ваша дочь лишила меня квартиры моих родителей, машины и прочих мелочей. Думаю, вы прекрасно знали об этом. Это не легкомыслие, а элементарная подлость. Но не будем обсуждать ни нравственный, ни материальный аспект этого дела. Я к ней не имею никаких
