Я смотрел на эти картины и думал о том, как мало мы знаем о работах и судьбе подлинных талантов, живших и творивших в наше время.
Всего два часа я пробыл в выставочном зале в городе Химки. Два часа праздника после многих дней крови и грязи. А когда мы возвращались домой, нас не пустили на Пушкинскую площадь: там как раз в это время взорвали подземный переход.
Когда-то в детстве я бежал на Тишинский рынок, где забавный старик в маленьком, сколоченном из досок вагончике показывал за пятерку живые картинки из волшебного фонаря. Маленькие кусочки давно ушедшей жизни. Конка, едущая по площади, даму, у которой ветром сорвало шляпу, усатого господина в котелке, шагающего по улице. Проходит время, и начинаешь понимать, что жизнь – это просто собрание историй, похожих на картинки волшебного фонаря. Печальных, смешных и страшных.
Операция «кадр»
– Стоп, – скомандовал режиссер-постановщик Вадим Дербенев. – Давайте еще один дубль.
В маленьком, залитом светом кабинете оперативников было жарко и душно.
– Ты готов? – спросил режиссер оператора Володю Шевелева.
– Через две минуты.
– Давай быстрее.
– Вы че, мужики?
Из глубины коридора в комнату ввалился здоровенный парень в кожаной куртке.
В кабинете сидели два опера угрозыска: обычные менты с наплечными кобурами на свитерах, из которых торчали рукоятки «Макаровых».
– Слушай, – спросил парень в кожаном артиста Игоря Ливанова, – ты давно здесь сидишь?
– С утра.
– Мое заявление у тебя?
– Какое?
– Я же заяву подавал, что у меня «вольво» раздели.
– У меня ничего нет.
– Гражданин, гражданин, – вмешалась замдиректора картины Саня, – здесь кино снимают.
– Ты мне, красивая, пургу не гони. Какое там кино, вино и домино? Я заяву отдал? Отдал. Где моя запаска и набор инструментов?
– Товарищ, мы кино снимаем, – устало вмешался режиссер.
– Кино? Фраера нашли. Искать не хотите.
Кто-то догадался и сбегал за опером Колей Вешняковым.
– Ты чего орешь? – появился Коля. – Видишь, люди делом заняты, кино снимают.
– Понял, командир, – обрадовался кожаный мужик, – «Дорожный патруль». Понял. Вот я им расскажу, как вы в своей ментуре простого русского человека разруливаете.
Они уходят, а мы продолжаем снимать кино. Мы делаем художественный фильм в 108-м отделении милиции. Странное дело, с этим отделением милиции я был связан многими годами жизни.
В 1951 году, когда я переехал жить в коммуналку на улицу Москвина, отделение это находилось во дворе моего дома. В 1957 году, после возвращения и увольнения в запас, меня вызвали туда и со мной долго беседовали серьезный мужик в синем кителе-сталинке и кудрявый пацан из райкома комсомола. Они заманивали меня на суровую милицейскую службу. Обещали быструю и ослепительную карьеру, суровую, но интересную службу.
Тогда я отказался надеть синюю шинель и отправился восвояси, получив, как выстрел в спину, многозначительную фразу человека в синем кителе:
– Смотри, парень, тебе жить.
Позже, когда я стал журналистом и начал писать о боевых буднях «людей в синих шинелях», я подружился с операми из «сто восьмого» и они частенько бросали камушек в мое окошко, выходившее как раз на отделение.
Жил я в бельэтаже, подходил к окну и видел, как ребята щелкают себя по шее, приглашая составить компанию для вечерней беседы. Они приходили ко мне, мы слушали Окуджаву, пили водку и говорили «за жизнь».
Потом отделение переехало на Большую Бронную; и я часто бывал там – и просто потрепаться с ребятами, и с корыстной целью. Все дело в том, что на их территории находился самый модный в Москве ресторан ВТО. А многие мои кореша воспринимали алкоголь по-разному. Люди они были молодые, любили помахать кулаками и, естественно, попадали в 108-е отделение.
Среди ночи я шел на Бронную, благо улица Москвина была совсем рядом, и выручал своих дружков или их товарищей.
В 1986 году по моему сценарию делали фильм «Последняя осень», заключительную сцену мы снимали в дежурной части 108-го отделения милиции.
И вот снова, через восемь лет, мы подъехали к новому четырехэтажному зданию в Палашевском переулке, куда переехало это отделение. У входа остановился кинообоз, и из него начали выгружать игровые костюмы на длинных вешалках, штативы, коробки, кинокамеру в элегантном заграничном ящике.
Из автобуса вылезали киноработники в вытертых джинсах и потрепанных куртках.
Милиционеры в форме помогали нам затаскивать съемочное барахло в двери отделения.
На все это с нескрываемым удовольствием посматривало местное население.
– Спекулянтов поймали, – сказала дама с сигаретой в зубах, – видишь, сколько костюмов навезли.
– Не спекулянтов, а воров, которые в Малом Козихинском квартиру ограбили.
– И точно, рожи-то у них бандитские.
Надо сказать, что нам крупно повезло. Мы снимали фильм на бюджетные копейки. Ежедневная инфляция съедала нашу смету. Строить декорацию отделения в павильоне студии было делом непосильным. И, как всегда, «сто восьмое» пришло мне на помощь. Начальник отделения Владимир Колокольцев пригрел нищих киношников: без его помощи мы никогда бы не сняли четыре серии фильма «На углу у Патриарших». Он помог не только помещением, но всем, без чего нельзя обойтись, делая фильм о милиции.
С тех не столь далеких дней, когда мы на Бронной снимали заключительную серию «Последней осени», на самом деле прошла целая историческая эпоха. И если тогда только начиналась перестройка, то в Палашевский переулок мы приехали в самый разгар демократических реформ.
Мы делали фильм, а вернее, как говорится в договоре, «многосерийный кинороман о Москве», но показывали город через призму одного центрового отделения. Мы рассказывали о «земле», на которой работают сыщики.
«Землей» на профессиональном сленге ментов называется все: мостовые и тротуар, дома, квартиры и скверы, подвалы и магазины, рестораны, гостиницы, театры и ночные клубы, подпольные публичные дома и здание Государственной Думы. Это зона ответственности 108-го отделения милиции, кусок города от Охотного Ряда до Триумфальной площади.
На этой «земле» полный набор всех видов преступлений, ведь центр всегда притягивал к себе карманников, лохотронщиков, грабителей и сексуальных извращенцев.
Вместе с опером Колей Вешняковым я отправляюсь в путешествие по ночной «земле».
«Пушка», то есть, в переводе на общедоступный язык, Пушкинская площадь, забита иномарками. В подземном переходе тусуется куча молодых людей – странно одетые девчонки и пацаны. Они обвешаны цепями, на которых на дачах держат собак, в ушах болтаются серьги, сделанные, как мне показалось, из деталей списанных самосвалов. Они пьют пиво, играют на гитаре, говорят на каком-то странном птичьем
