Алёна едва на него не свалилась, потому что стояла не на той ноге, но все же успела выправиться – и была немедленно выведена в решительный, директивный «крест».
Игорь двигался очень хорошо, но так, как двигаются все бальники, у которых еще не очень велик срок погружения в аргентинское танго. Они воспринимают танго всего лишь как дополнение к обязательным десяти танцам, которые когда-то оттанцовывали на конкурсах. Тангерос, живущих только этим танцем, сразу отличишь от бальников – по отсутствию аффектированной манеры двигаться, не столь эффектной постуре, менее жесткому объятию, умению ловить музыкальные паузы, создавать их и наслаждаться ими, а главное, по сосредоточенности всех действий внутри пары. Бальники танцуют с таким выражением: «Посмотрите, как я классно тангую! Это все для вас, дорогие зрители!» Тангерос – иначе: «Посмотри, как я классно тангую с тобой. Ведь это все для тебя одной!»
А впрочем, не о том Алёна думала сейчас, совсем не о том!
Думала вот о чем. Что происходит с человеком, которого больше не любишь? Что произошло с Игорем? Он изменился? Я изменилась? И глаза у него другие, вовсе не черные солнца, а просто карие, даже плоские какие-то, и лицо другое, просто лицо да и лицо, и голос – просто голос да и голос, и объятие не такое, в этом объятии холодно… И тупой он какой-то стал, словно давно не точенный ножик – не режет больше сердце… И запах, от которого я когда-то шалела, как от самых феромонистых духов, стал просто запахом «Фаренгейта»… И весь он… не такой. А сколько было счастья и слез из-за него! Сколько вдохновения! И даже потом, когда мы расстались, потому что – не сбывалось, все равно он продолжал сверкать, сиять и тревожить. Иногда мне даже страшно становилось: да неужели эта любовь будет со мной всегда, всю жизнь? Никто не мог его заменить. Другие мужчины были только другими мужчинами. А он – оставался единственным. И я просто притворялась, что все кончилось. А сейчас… Как будто шторкой его задернули. Серенькой такой. И он стал самый обыкновенный. Пройди – не оглянись. Зачем мы снова встретились? Зачем я его увидела? Видимо, настало время – разлюбить…
Музыка закончилась.
– Спасибо, – сказал Игорь, хотя, согласно кодигос, сказать спасибо – все равно что дать понять партнеру или партнерше: я больше не хочу с тобой танцевать.
– Спасибо, – сказала и Алёна именно потому, что, согласно кодигос… в общем, см. выше.
– Ну, не знаю, как вам, а мне было хорошо! Просто восторг! – подлетела к ним Жанна, волоча за руку Виталия Витальевича. – Что значит столичный стиль!
– Настоящий столичный стиль кавалера из метрополии? – съязвила Алёна.
Московский гость добродушно улыбнулся:
– Цитаты цитируем? Тогда я вас приглашаю. Не вижу, почему бы благородному дону не пригласить прекрасную даму на танду… Кого это играют, Канаро? Да, не вижу, почему бы благородному дону не пригласить прекрасную даму на танду Канаро!
– Люблю Канаро, – кивнула Алёна, вплывая в его безупречное, необыкновенно уютное объятие.
В первое мгновение возникло, правда, замешательство – неужели и у него «Фаренгейт»?! – но тотчас Алёна поняла, что это запах Игоря, еще задержавшийся в ее ноздрях, а от Виталия, слава те господи, никаким парфюмом не несет, пахнет просто чистотой. Она выдохнула из себя запах Игоря – и забыла о нем. Может, навсегда. А может, и нет. Жизнь покажет!
– Ну очень люблю Канаро, – повторила Алёна. – Особенно вот это… «Yo tambien sone», «Я тоже мечтал».
– Я тоже мечтал, – чуть усмехнулся Виталий и сделал несколько простых шагов для того, чтобы почувствовать партнершу. – Вот именно, мечтал… Все мы о чем-нибудь мечтали, верно? Ибо мечтать не вредно… но и не полезно, как мне кажется. А вы хорошо танцуете.
– Да? – неловко пробормотала Алёна, несколько озадаченная его туманным и как бы ностальгическим рассуждением о мечтах.
– Да! – твердо заявил Виталий. – Я смотрел на вас с удовольствием, пока сидел, да и по объятию сразу чувствую, что хорошо. Вы, наверное, нарасхват среди партнеров?
– Совсем нет, – печально призналась Алё-на. – Здесь еще туда-сюда, а вот в Москве… В Москве мне не везет.
– В Москве никому не везет, – согласился Виталий. – Тамошние девушки тоже страдают на милонгах. Гендерный дисбаланс и мужской шовинизм, отягощенный налетом столичности. А как в Париже?
И он сделал ей обратный крест-волькаду.
– В Париже классно, – мечтательно вздохнула Алёна, выходя с изящным украшением. – Вот там я действительно нарасхват. Один раз была милонга, на которой я за три с половиной часа
– Легко, – снова согласился Виталий.
И тут Алёна спохватилась:
– А вы откуда про Париж знаете? – Она даже чуть не пропустила удвоение, на которое ее вел Виталий, но вовремя сориентировалась.
– Жанна сказала, что вы частенько в Париж ездите. Давно были в последний раз?
– В конце августа.
– Я тоже примерно тогда там был, – усмехнулся Виталий. – Только по милонгам времени ходить не имелось.
– Да у меня тоже не имелось, я практически все время в деревне провела, в Муляне, где у моих друзей дом. Это в Бургундии. Чудное место, обожаю Мулян, – сообщила Алёна, демонстрируя свою превосходную диссоциацию в глубоком, ну очень глубоком очо.
– И как долетели? Я слышал, с одним парижским рейсом что-то вроде аварии было, самолет посадили в Нижнем. Опасно стало летать Аэрофлотом, однако!
– Ой, да никакой аварии не было! Просто какой-то придурок позвонил в Шереметьево и сообщил, будто в аэропорту бомба. Само собой, никакой бомбы там и в помине не было. Милая шутка, да? Нас могли посадить где угодно, но по случайности посадили именно в Нижнем. Мне повезло.
– Повезло, – согласился Виталий. – А не знаете, нашли того придурка, который звонил?
– Да вряд ли, – пробормотала Алёна, сосредоточившись на глубокой волькаде, вернее, на том, чтобы не запасть в нее, не навалиться на Виталия и легко выйти. Вышли легко. – Он ведь из Парижа звонил.
– Из Парижа? – Виталий так удивился, что пропустил явную паузу, и Алёна сбилась с ноги. В четком Канаро это было особенно досадно. Вообще вредно болтать во время танго. Она решила промолчать, но Виталий не дал ей такой возможности. – Откуда вы знаете?
– Случайно просочилась информация – из самых достоверных, как говорится, источников, – усмехнулась Алёна, вспомнив Егора, больше похожего на Амедео или Ромео. Кстати, не позвонить ли ему, если Шура Коротков так и не вернет деньги? Вроде бы Амед… то есть Егор говорил, что решает любые проблемы.
Виталий теперь не пропускал паузы, танцевал только в сильную долю, и Алёна успевала украшаться, как хотела. Музыка кончилась, началось другое танго, тоже любимое – «La ultima copa», «Последний бокал».
– Вы танцами давно занимаетесь? – спросил Виталий.
– Да не слишком. Лет пять.
– То есть в детстве не ходили в бальную студию?
– Нет, к сожалению, хотя и мечтала научиться хорошо танцевать. Мне не везло – партнера не было, я же была довольно длинная, а мальчишки ведь всегда в росте отстают. И вот однажды решила – или сейчас, или никогда. Обожала румбу, медленный фокстрот… А когда потанцевала как-то в Париже аргентинское танго, поняла: бальные танцы мне больше не нужны, вот это мое, вот это – мое.
– В Париже? – улыбнулся Виталий. – Как романтично.
– Очень, – улыбнулась в ответ Алёна, умолчав, что с той историей была связана другая, совсем не романтичная, а очень даже кровавая и опасная[13].
– Я тоже всегда хотел научиться танцевать, но был для этого слишком толстым и неуклюжим, – признался Виталий, изящно и мягко переводя ее через параду. – Как хорошо, что существуют социальные танцы, как хорошо, что есть аргентинское танго и я его танцую! А то раньше только как зритель на конкурсы ходил. Конечно, по телевизору смотрел выступления и облизывался. И еще меня прямо с ума сводили гладко причесанные, с блестящими волосами женские головы. Интересно, почему в танго такие
