отставленного и напрочь забытого Алениного любовника), попросил нашу писательницу стать вплотную к стенке, и та вдруг начала медленно запрокидываться, а Алена – вместе с ней. У нее тотчас закружилась голова, она жалобно пискнула, зажмурилась, а когда снова открыла глаза, обнаружила себя лежащей на этой стенке, превратившейся чудесным образом в стол, а рентгенолог, интимно наклоняясь над ней, полушепотом просил чуть повернуться на бок и слегка согнуть ноги в коленях… «Да, правильно, вот эту ногу чуть вперед… о, merci, merci…»
И он знай себе мерсикал, пока заставлял ее вертеться с боку на бок, уходил, нажимал какие-то кнопки, снова возвращался… священнодействовал, словом, над Алениным распростертым телом, как пишут в романах. А потом с той же затаенной интимной улыбкой (вот интересно, она предназначалась только носительницам кружевных штанишек цвета шампанского или вообще всем пациенткам, а может, даже и всем пациентам?) попросил ее одеться и подождать результатов рентгена.
Ждать пришлось минут десять, не более того. Затем рентгенолог танцующей, как и подобает жиголо, походкой прошел мимо сидящей в коридоре Алены и, открыв дверь в кабинет хирурга, любезной улыбкой и взмахом руки пригласил ее войти.
– Fracture? – спросил хирург, принимая от него снимки и прикладывая их к освещенной панели.
«Квитанция? При чем тут квитанция?[9]» – озадачилась Алена.
– К счастью для мадам, у нас лишь трещина, так что, думаю, шины будет вполне достаточно. Впрочем, это уже ваши заботы, доктор Бланше, – проговорил рентгенолог, и Алена только сейчас обратила внимание на бейджики, прикрепленные к карманам рабочих халатов врачей. Согласно им, хирург звался Альбер Бланше, а рентгенолог – Оливье Савояр.
«Красивое имя – Оливье! – мечтательно подумала наша легкомысленная героиня. – Особенно если абстрагироваться от известного салата…»
И только тут до нее дошло, о чем речь. У нее, к счастью – ничего себе, счастье! – только трещина на ушибленной коленке. А что могло быть хуже? Только перелом.
– Так вы хотите сказать, что у меня перелома все-таки нет? – спросила она, и доктор кивнул:
– Совершенно верно, мадам, перелома у вас нет, всего только небольшая трещина. Вам, как уже сказал коллега Савояр, повезло. Можно обойтись без гипса, ограничиться шиной. Я сейчас напишу рецепт. Думаю, ваше страховое агентство оплатит эту покупку. – И он присел к столу, что-то начал чиркать ручкой на бланке.
– Bon courage, madame! – весело сверкнул своими чудными глазами красавчик Оливье и вышел из кабинета.
Алена мгновенно забыла о его существовании. В данную минуту жизни ей было не до жиголо, пусть даже с янтарными глазами…
Трещина в колене! То-то было так зверски больно! А что это за шина, интересно? Она сможет с ней ходить? Или придется сидеть? В каком-нибудь инвалидном кресле? Приехать в Париж на две недели, чтобы все это время просидеть в инвалидном кресле?!
Нет, мужество, которого ей пожелал жиголо Оливье, стремительно покидало ее с каждой секундой. Уходил кураж, как вода из треснутой кружки…
– Доктор, а обязательно носить шину? – спросила она плачущим голосом. – Нельзя ли обойтись эластичным бинтом?
– Вот этим? – сладким голосом переспросил Альбер Бланше, кивком указав на тот бинт, в сопровождении которого явилась к нему Алена (в данном случае уместен именно этот речевой оборот, потому что бинт в очередной, кажется, в сто тысяч восьмой раз размотался и волокся по полу за не заметившей этого Аленой).
– Ну, к примеру, – кивнула она.
– Этот не подойдет ни в каком случае, – любезно разъяснил хирург. – Даже если вы снимете с него бумажную основу, которая и мешала вам плотно обмотать его вокруг колена. Ведь задача эластичного бинта состоит в плотной фиксации, не так ли?
Ой, позо-орище… вот дикарка-то, вот варварка, бинтом пользоваться не умеет… Алена подумала, что ее извиняет только шоковое состояние, в котором она находилась, когда покупала бинт.
– Потом, позднее, недели через две, когда трещина затянется, вы сможете воспользоваться эластичным бинтом. Однако он должен быть раза в два шире. Когда будете покупать, скажите в аптеке, что он вам нужен для фиксации именно колена. Вам подберут подходящий. Только запомните: перейти на бинт вы сможете не раньше, чем через две недели. А лучше – через месяц. И то после того, как снова сделаете рентгеновский снимок, – строгим, учительским тоном сказал доктор. – Ну-ну, не расстраивайтесь, мадам, вам еще повезло!
Повезло ей, повезло ей, повезло… Нет, ну в самом деле – могло быть хуже. Мог быть перелом – закрытый или вовсе открытый. Ее могли заточить на сорок пять суток в больничную палату с подвешенной к потолку ногой. Вот обрадовалось бы страховое агентство «Югория»! Оплатить ее поход в поликлинику они согласились без споров, хотя и двадцать раз наказали переслать по факсу подробнейшее медицинское заключение с печатью и подписью. Нет, конечно, все правильно, денежка счет любит. Но какое счастье, что не надо вымаливать в агентстве оплату полуторамесячного висения на вытяжке! Без преувеличения можно сказать, что после этого «Югории» пришлось бы оплачивать еще один курс лечения Алены Дмитриевой – в психушке.
Нет, ей действительно повезло, надо быть благодарной судьбе… и тому поганому придурку, который хоть и столкнул ее с лестницы, но не так уж и сильно.
Да, спасибо. Merci. Merci bien!
Но… как же теперь ехать в Тур?
– Но… как же теперь вы поедете в Тур, Алена? – с ужасом спросила Марина, наблюдая, как Алена пристраивает на ноге купленную шину.
– Молча, – буркнула та, изо всех сил затягивая ремни на липучках.
Этих ремней на полуметровом сине-зеленом сооружении, состоящем из плотных, довольно толстых эластичных пеленок, посаженных на вертикальные фиксирующие опоры, было пять: на щиколотке, на икре,
