знаешь, каков инкубационный период у тифа: двадцать один день. Некому было тут заразу распространять! Я лежала раненая, Калитников погиб… Нет, в вашем тифе мы неповинны.
– А в чем повинны? – спросила я. – В чем, кроме смерти Девушкина и нежелания оперировать того есаула… Кстати, у него сделалась гангрена, он умер, но, если бы операция была сделана вовремя, выжил бы! В чем еще? В попытке предать мучительной смерти тех раненых в живот солдат? Наверное, там, в той поездке, вы с Калитниковым развернулись вовсю!
– Глупости какие, – сердито ответила Малгожата. – Ты сама была со мной. Ты видела, как я работала. Кроме есаула, умер кто-нибудь из тех, кого мы отправляли в тыл? Ну что?
– Несколько человек, – признала я.
– На то и война! Мы неповинны в их смерти. Они нам были не нужны. Калитникову надо было заслужить среди вас добрую репутацию, войти в доверие к доктору Сокольскому, а через него попасть к Деникину, который ему покровительствует, потому что некогда крестил его. Что, ты этого не знаешь о своем драгоценном Левушке? – хихикнула Малгожата. – Плохо… А как ты думаешь, почему Калитникову дали задание войти в доверие к Левушке? Потому что сначала такое задание получила я! Понятно тебе, каким образом я должна была его выполнить? Ну, подумай своей глупой, невинной головой! Правильно, я должна была залезть к нему в постель.
– И ты согласилась? – спросила я, сама себя не слыша.
– Конечно! А почему нет? Скажешь, это грех? Но кто не грешит, тот не кается! Цель оправдывает средства. Так еще до нас сказал умный человек, которого звали Никколо Макиавелли!
– Ну и какая же у тебя цель, которая оправдывает такие подлые средства? – холодно спросила я, вонзая ногти в ладони. Так это все же было? Было между ними?..
– Жизнь, – просто ответила Малгожата. – Жизнь, моя жизнь – вот какова цель! Возможность выжить в России и рано или поздно сбежать отсюда. Не думаешь ли ты, что я намерена всю жизнь служить красным панам? Я хочу жить в Париже. Я хочу иметь деньги для того, чтобы жить в Париже! Глядишь, я тебе еще пригожусь там. Да и тут тоже. Поэтому, Зоя, не смотри на меня с таким презрением.
– Да я раньше умру, чем попрошу у тебя помощи, – с презрением сказала я.
– А почему? – обиженно спросила Малгожата. – Ведь я не сделала того, что мне было приказано, – я не спала с Сокольским, потому что не могла перешагнуть через тебя! Потому что ты моя подруга! Тогда здесь и появился Калитников… но этот идиот провалил задание, потому что у него не хватило сил скрыть свою ненависть к вашим солдатам. Он убийца, а не дипломат, в нем нет никакой хитрости…
– А ты – дипломат, верно? – спросила я. – В тебе море хитрости! Куда ни поглядишь, всюду твои хитрости! Но, пожалуйста, открой мне одну. Зачем я тебе была нужна? Зачем ты меня вытащила из тюрьмы? Что, тяжело было самой камизэльку тащить?
И снова в глазах Малгожаты что-то дрогнуло…
– Я… хотела тебя спасти, – сказала она неуверенно. – Я хотела… ты моя подруга, ты была ко мне добра…
– Я знаю, чего ты хотела, – усмехнулась я. – Ты хотела спрятаться за меня. У меня есть знакомые в армии, у меня среди своих хорошая репутация. Моя дружба была для тебя хорошей рекомендацией! Ты прикрывалась мной. Ты использовала меня…
– Я много чего могу тебе сказать на это, но не стану, – высокомерно заговорила Малгожата, и лицо ее исказилось гневом. – Можешь думать что хочешь! Только скажи… ты меня выдашь?
– Нет. Но при одном условии. Как только ты почувствуешь себя получше, ты уедешь отсюда. Куда угодно, земля большая! Даю тебе неделю. Этого хватит.
– Очень щедро! – недовольно пробурчала Малгожата.
– Скажи спасибо и на том. Чтобы через неделю тебя тут не было! Прощай!
И я пошла к выходу.
– Зоя… – дрогнувшим голосом позвала Малгожата. – Ты уходишь? Мы больше не увидимся? Никогда?
– Нет, – сказала я и вышла, не оглянувшись.
Есть такая пословица…
У Алены вдруг заломило лоб до того, что пришлось прижать к нему кулаки и нажать изо всех сил. После этого боль немного отошла.
В общем-то, ей не было страшно. Ей было как-то… удивительно. Вообще казалось, что она в этой сцене не участвует, а всего лишь присутствует. И в любую минуту может зажмуриться – и все исчезнет. Или выйдет из комнаты. Или просто скомкает в кулаке эту страницу своей жизни, как испорченный черновик, и напишет другую. Только очень замерзли руки…
– А! – громко, отрывисто выкрикнула Марго и зажала рот ладонью. – Селин, ты… Не убивай меня! – пробормотала она невнятно. – Ты решила меня ограбить? У тебя не хватит духу меня убить, я всегда была так добра к тебе, ты моя наследница…
– А вот этого, – быстро сказала Алена, – говорить как раз не следует, иначе она захочет вступить в права наследства как можно скорей!
Они переглянулись, и Алена догадалась, что Марго поняла ее, хотя она говорила по-русски. Конечно, это был слишком смелый расчет на то, что Марго должна знать русский язык, но все-таки Алена не ошиблась.
– Она… – простонала Марго сквозь прижатую ко рту ладонь, – она не сможет. Она не понимает, что делает!
– Не обольщайтесь, отлично понимает! – усмехнулась Алена. – Неужели вы не знали, с кем имеете дело? Они террористы-убийцы, эти двое, уж не знаю, члены какой-то организации – типа Аль-Кады или одиночки, но я практически сама видела, как они убили двоих: одного возле карусели у холма Сакре-Кер, другого на уединенной вилле в окрестностях Тура…
