– А в каком?
– У него даже слезы на глазах были!
– Ну уж и слезы? – недоверчиво глянула Лера.
– Клянусь тебе!
– Совершенно не понимаю почему! – буркнула Лера, но голос ее дрогнул.
– Ах, ты не понима-аешь... – издевательски протянула Николь. – Ты прекрасно все понимаешь. Так вот, давай говорить прямо: зачем ты все разрушаешь?
– Что я разрушаю?
– Свою судьбу. Свое счастье. Свой брак с Жераром.
– Это называется – разрушаю? – хмыкнула Лера, вытянув левую руку, на которой сверкнуло кольцо.
– Тогда скажи, что у тебя с этим мальчишкой?
– Ничего.
– Ва-ле-ри... – устало простонала Николь. – Ты думаешь, я без глаз? Да у тебя же все на лице написано.
– Не знаю я, что там написано, – проворчала Лера. – Во всяком случае, написанное не помешало Жерару нацепить на меня эту штуковину.
Она снова вытянула руку и не могла не залюбоваться поразительной огранкой «штуковины».
– Да знаешь, почему он это сделал? – громко шептала Николь. – Потому что любит тебя. Любит! Он мне сам сказал на крыльце: «Я не могу ее потерять. Именно ее я ждал всю жизнь, полюбил с первого взгляда! Неужели я лишусь ее, едва отыскав?»
– А может быть, он не хочет потерять те два миллиона, которые я ему теперь принесу в приданое? – ехидно прошипела Лера.
– О нет... – Николь даже отшатнулась. – Только не это. Ты нечаянно это сказала, верно? Ты не можешь быть такой пошлой, такой... – Она осеклась, беспомощно покачала головой.
Лера кинулась к ней, обняла:
– Ой, извини. Я сама не знаю, что говорю. Прости меня, пожалуйста. Ну не обижайся-а-а!
– Да не во мне дело, – пожала плечами Николь, вывернувшись из-под ее руки. – Обидно смотреть, как ты готова бросить все, и жизнь, и деньги, под ноги обыкновенному альфонсу. Для него же это чистый расчет.
– Ну, не совсем так, – покачала головой Лера, вспомнив, как пахла лаванда в заросшем саду. – А если уж на то пошло, разве в моем желании выйти замуж за Жерара был не расчет? Чем же я лучше Данилы?
– Ну... – Николь явно растерялась. – Ну, ты долго думала, ты решалась на это, ты...
– Вот видишь, ты сама понимаешь, что я права, – грустно кивнула Лера. – А потом, ты сама говорила, что Жерар в меня влюбился. С первого взгляда, да? А разве Данила не мог? Тоже с первого взгляда?
– Ой, не верю я ему, не верю! – сокрушенно покачала головой Николь.
– А в то, что я в него влюбилась, ты веришь?
– Ты?! Что, серьезно?
– Не знаю, ничего не знаю. Вот сейчас мы с тобой разговариваем, и я хоть и спорю с тобой, но умом понимаю, что ты, в принципе, права. Мне от него надо держаться подальше. Он подозрительный, он опасный, он ненадежный, он младше меня, он слишком красивый, он ужасно сексуальный, у меня от него... у меня от него голова кругом идет и ноги подкашиваются. Я его как только вчера увидела, то сразу поняла, что между нами что-то будет. Я это знала, он это знал, это произошло!
– Мон Дье... – протянула Николь, как-то совершенно по-бабьи, по-русски всплеснув руками, и вдруг ахнула – и кинулась в ванную комнату.
Лера понеслась следом. Николь склонилась над унитазом, и ее начало рвать.
В эту самую минуту на площадь выехал небольшой фургон – серый пикап – и остановился перед домом Брюнов.
– Бонжур, – сказал немолодой, но все еще красивый мужчина цыганского типа, сидевший за рулем.
– Бонжур. – Мирослав, все так же лежавший на парапете, сел.
Данила кивнул, пошевелил губами: бонжур, мол.
– Ребята, старье какое-нибудь, антиквариат есть? – приветливо спросил цыган, выскакивая из кабины и подходя к крыльцу. – Даем хорошую цену.
– Нет, спасибо, – ухмыльнулся Мирослав, не раз слышавший от Николь о том, как пострадала от таких же любителей антиквариата ее тетушки Мари. – Ничего у нас нет для продажи.
– Ребята, да вам только кажется, что ничего нет, – широко улыбнулся цыган, становясь вплотную к парапету, на котором полулежал Мирослав. – Давайте я посмотрю. У меня глаз наметанный. Бывало так, придешь, глянешь, скажешь хозяевам – вон то я бы купил. Они: а разве это антиквариат? А мы не знали! И продают.
– Что ему надо? – спросил Данила, с любопытством разглядывая цыгана. – А, Мирослав? Переведи!
