позвонили, не выставили никаких требований. Лера не расставалась с мобильным телефоном Николь, на него были переключены также все звонки, которые могли поступить на телефон в квартире на рю Друо. Телефон Жерара тоже постоянно был включен. Однако вокруг всего происшедшего воцарилась некая зона эфирного молчания.
Однажды Жерар не выдержал и поехал в офис мэтра Морана. Короткое объявление гласило, что контора временно не работает. Квартира Себастьена тоже была заперта, его мобильный телефон не отвечал. Где его искать? Как его можно найти? Разве что через полицию... но и Лера, и Жерар воспринимали угрозы похитителей слишком серьезно, чтобы пренебрегать ими.
Все эти дни они не расставались. Жерар устроил Николь в клинику, а потом взял на себя все хлопоты по приведению в порядок квартиры на улице Друо. Были наняты люди, которые, во-первых, «расчистили руины», а во-вторых, искали по антикварным магазинам и блошиным рынкам вещи, которые могли бы заменить разбитые. У Брюнов было несколько видеокассет с записью семейных торжеств, поэтому агенты Жерара могли увидеть на этих кассетах те вещи, которые предстояло заменить.
Жерар и жил на рю Друо, спал на диване в гостиной. Лера – в комнате Николь. Они мало разговаривали и никак не обсуждали ни свои отношения, ни будущее.
Для нее это было чем-то новым – оказаться рядом с мужчиной, который все беды и проблемы принимает на себя, не давая им коснуться своей женщины. В ее жизни просто не было таких мужчин! Даже отец, домашний тиран, властвовал только в смысле духовном и интеллектуальном, ну а бытом заведовала мама. Жерар не пытался чем-то заведовать: ни душой Леры, ни бытом. Возможно, потому, что для него уже все было решено раз и навсегда. Как ни странно, многое для себя решила и Лера.
Она безумно тревожилась за Данилу – но не больше, чем за Мирослава. Она всем сердцем желала его спасения – но боялась увидеть его. Сама она была неплохим психологом и за свою одинокую жизнь привыкла разбираться в причинах и следствиях душевных движений. Как на дороге иногда встречаются камни, о которые может нечаянно споткнуться каждый, так и на жизненном пути нам порою встречаются люди, о которых мы как бы спотыкаемся. А на некоторых даже ломаемся. Вот так же Лера споткнулась о Данилу и очень боялась, что при новой встрече споткнется вновь.
Почему? Она не знала. Она ведь не была ни развратницей, ни распутницей. Умом она прекрасно понимала, что с Жераром может быть счастлива. Но, видимо, было в этом мальчишке с янтарными глазами нечто, от чего вся разумная, трезвая, светлая часть ее существа, ее душа и сердце вдруг полностью, рабски подчинялись темному зову плоти. Причем Лера понимала: даже необъяснимая тяга друг к другу не сможет соединить их надолго. Все произойдет так же, как там, в саду, где они ползали среди зарослей крапивы и лаванды, собирая рассыпанную мирабель. Слившись на миг, они тотчас расползутся в разные стороны своих жизней. Так зачем вообще сливаться? Зачем рвать душу?
С другой стороны, Лера понимала, что с помощью наследства Габриэля Филиппофф она смогла бы привязать к себе Данилу достаточно крепко надолго. Но вот вопрос: нужно ли ей это?
Странные все-таки существа женщины, порою иронизировала над собой Лера. Она не хотела терпеть рядом с собой мужчину, которого привязывают к ней только деньги. И при этом предоставляла Жерару именно такую возможность по отношению к себе!
Хотя нет. Именно теперь, когда она была богата и независима (хотя бы чисто теоретически пока что), она смогла по-настоящему оценить Жерара... Именно поэтому и задрожало ее сердце в ответ на вот эту сдержанную дрожь его голоса, когда он переводил на русский язык страстную мольбу Квазимодо. И ведь позволил он это себе не дома, где они были наедине, а здесь, около Нотр-Дам, среди множества людей, как бы давая возможность Лере в очередной раз отмолчаться и скрыть свои истинные чувства!
Она была тронута до слез. Отвернулась, делая вид, что солнце, выглянувшее из-за собора, ударило по глазам.
Как всегда, около Нотр-Дам яблоку негде было упасть. Паломники со всего света, приезжавшие в Париж, спешили поклониться этому чуду романтической красоты. Забавно, что до появления романа Гюго этот самый собор Парижской Богоматери вовсе не пользовался такой уж огромной популярностью. А теперь великолепный мюзикл возвел его к новому пику!
Относительное безлюдье царило только на Пти-Пон, Маленьком Мосту около Нотр-Дам. Здесь люди не валили валом по середине моста, а оставляли место для роллеров, которые исполняли сложнейшие трюки между расставленными кеглями. Где-то невдалеке играл оркестр, как это часто бывает в Париже, музыка доносилась сюда, и ногастые парни то стремительным вихрем проносились по мосту, то пытались попасть в такт налетевшей мелодии. Это был настоящий слалом, и, как ни была озабочена Лера, она не могла не заглядеться на поразительно ловкие движения высоких сильных фигур.
Вот несколько человек сцепились вереницей и покатили так четко и слаженно, что в толпе невольно закричали, зааплодировали, выражая восторг. Однако тотчас аплодисменты сменились разочарованным свистом: последний роллер в этой цепочке сбился с темпа и свалил три последних кегли. Угрюмо насупившись, так, что даже его залихватские черные усы обвисли, он оторвался от цепочки и откатился в сторону, к перилам, делая вид, что его не интересует ничего, кроме переката темно-зеленых тяжелых волн.
Лера стиснула руку Жерара:
– Это он!
– Кто? Где?
– Вон тот роллер! Усатый! Который отъехал к перилам! Это он! Один из тех, которые увезли Мирослава и Данилу!
Между тем роллер собрался с силами и снова выехал на мост, как бы давая возможность Жерару получше себя рассмотреть.
Лера отпрянула:
– Он не должен меня увидеть! Нам надо выследить его!
Бенуа свистом дал знать, чтобы ему очистили дорогу, повернулся – и покатил между кеглями спиной вперед.
Однако нынче был явно не его день. Темно-синий рюкзак, висевший за его плечами, затруднял движение, он снова сбился. Сшиб одну кеглю, другую – и, вознагражденный только свистом, вдруг покатил прочь от моста.
– Уходит! – простонала Лера, суматошно оглядываясь, уже готовая закричать: «Держи его!»
