ясного неба. Это выяснилось только после гибели Николая. При этом он написал новое завещание, где почти все оставил нам, причем поровну: квартиру, деньги. Свои машины, дом на Горе-море, акции, прочее имущество. Доля Шурика, царство ему небесное, тоже к нам отошла, само собой. Так что материально мы почти ничего не потеряли. Ну и среди тех документов есть один, где говорится, что он поставил все точки над i, потому что Микка ему не родной сын, а его родная дочь — такая-то, живет там-то, но она не может иметь претензий ни на квартиру, ни на машину, ни на деньги, потому что росла в другой семье и другого человека считает отцом.
— Я и не имею ни на что претензий! — пробормотала до глубины души оскорбленная Лерон. — Ни на что вообще!
— Ну и ладно, — примирительно усмехнулась Ларисса. — Так и так это все принадлежит и тебе тоже, ты ведь теперь член нашей семьи. Ладно, с этим мы разобрались. Ты лучше скажи: кто тебя с толку сбил, кто этот человек?!
— Адвокат, — ответила Лерон.
— Адвокат? Из какой он коллегии? А зовут как?
Она хотела назвать Вишневского, но почему-то запнулась и пробормотала:
— Не знаю, он не сказал своего имени.
— Ну ты даешь! — возмутилась Ларисса. — Поверила какому-то проходимцу, незнакомому человеку, даже не знаешь, как его зовут, зачем ему это было нужно!
Она еще что-то такое ворчала, но Лерон не слушала. Она думала о другом. Она думала о том, что и правда не знает, зачем все это было нужно человеку, пославшему к ней Вишневского. И все же это была не пустая пакость или злая шутка, Лерон чувствовала это всем существом своим. Зачем, зачем?! Узнать это можно было только одним способом: поговорить с Вишневским.
С утра Интернет все еще не работал. Ругая всех провайдеров-монополистов самыми черными словами, Алёна начала названивать следователю Афанасьеву, чтобы выполнить обещание, данною ею себе самой и Кларе Ивановне Луниной, а главное, реабилитировать себя, любимую. Телефон Афанасьева был беспрестанно занят. В конце концов Алёне это надоело, она собралась и поехала в отделение милиции. Пока стояла перед дверью Афанасьева, с трудом уговаривала себя успокоиться и вспоминала, что Лев Иванович вернется уже скоро, и даже если Афанасьев ее под белы рученьки того-с, от переизбытка служебного рвения, она уж как-нибудь выберется!
Афанасьев вытаращил глаза, увидев ее.
— Чему я обязан?.. — начал осторожно.
— Приятностию нашей встречи? — не удержалась Алёна. — Ничему, исключительно как попечению моему об интересах ведомого вами дела. Я вчерась имела приватную беседу с Кларой Ивановной Луниной, той, коя давала против меня показания, так вот, особа означенная клялась, что подпись на заявлении, имеющем для меня роковые последствия, у нее выманили обманом, и она готова подтвердить сие в любую минуту.
Афанасьев какое-то мгновение с очевидным усилием въезжал в ее словесные фиоритуры.
— Какая еще Клара Ивановна? — изумленно спросил он. — Какие роковые последствия?! А, свидетельница Лунина, вспомнил… Да ерунда все это, ее показания теперь не актуальны. Так что никаких роковых последствий не будет, во всяком случае, для вас.
— Почему? — жадно спросила Алёна. — Вы нашли убийцу? Это… это кто-то из тех, проходивших мимо «Газели»?
— Да никого мы пока не нашли, — сердито признался Афанасьев. — Но мы получили результаты экспертизы. Получается, ни вы, ни Смешарин, ни эти прохожие убить Коржакова физически не могли. Он был отравлен, это правда, но яд попал в организм другим путем. У него отчетливый след укола на левом локте и характерная гематома — значит, именно оттуда яд и проник в организм.
— Господи! — потрясенно пробормотала Алёна. — Ну да, ведь мы все справа от него находились… Ой, ну хорошо, что все так обошлось. Смешарина уже отпустили?
— Откуда? — удивленно поднял глаза Афанасьев. — Его и не задерживал никто.
— То есть как?
— Да так. А зачем?
— Погодите, — растерялась Алёна. — Вы что-то путаете. Как это не задерживали, если его жена даже адвоката нашла?
— Ну, не знаю, кого она там нашла, — начал сердиться Афанасьев, нетерпеливо устремляясь взглядом к разложенным на столе бумагам, — только мы никого не задерживали. Да и не женат Смешарин, у брата живет, в его семье.
— А… а… — беспомощно протянула Алёна, — а скажите, эти результаты экспертизы вы когда получили? Только что?
— Да почему? Уже два дня назад. Помните, вы у меня в кабинете были? Вот вы только выбежали, буквально три минуты прошло, как мне эксперт позвонил. У меня тут как раз товарищ находился, видевший, как вы выскочили, вся такая громокипящая, — хихикнул Афанасьев, — я ему и говорю, мол, не торопилась бы сбежать писательница, так сразу и узнала бы, что ей беспокоиться не о чем и гнаться за ней никто не станет.
Алёна смотрела на него невидящими глазами. В голове ее разливался странный и гулкий металлический звон. Да… вот это да!
— Скажите, Виктор э-э… Отчество ваше забыла…
— Валентинович я, — степенно подсказал Афанасьев.
— Скажите, Виктор Валентинович, а вот этот товарищ, о которым вы упомянули, он кто? Он в вашем отделении служит?
— Нет, он адвокат. Вишневский его фамилия, Илья Ильич. Он тут случайно оказался, по каким-то своим делам. Я его уже несколько лет знаю. А что?
— Да так. Ничего. Не более чем вопрос.
— Он меня, кстати, тоже пытался убедить, что эти трое прохожих имеют отношение к убийству, что непонятные перемены показаний Луниной имеют под собой какую-то почву… Но правый локоть — это правый локоть. А левый — это левый! — Афанасьев для наглядности предъявил Алёне свои собственные локти — острые, угловатые, по-мальчишески торчавшие из рукавов форменной рубашки. — Так что дело закрыто, говорить не о чем.
— Понятно… — протянула Алёна, которой совершенно ничего не было понятно, ну просто ничегошеньки. — А почему вы мне не позвонили, не сообщили, что такие обстоятельства вскрылись?
— Вообще-то, я не обязан держать вас в курсе хода расследования, — принял надменный вид Виктор Валентинович Афанасьев.
— В самом деле, — пробормотала Алёна и откланялась.
Она не помнила, как вышла из отделения, и некоторое время топталась у крыльца, совершенно ошарашенная.
Очень хотелось позвонить Илье и напрямую спросить, что все это значит, что за игры он с ней затеял, но, во-первых, номера его она не знала, а во-вторых, прекрасно понимала, что правдивого ответа не получит.
Выходило, что Илья ей с самого начала врал. Зачем? Цену себе набивал?
Глупости.
Стремился во что бы то ни стало залезть в постель писательницы Дмитриевой?
В принципе случалось, что ради этой постели мужчины шли на некие экстравагантные поступки, но здесь явно был не тот случай. Все же фоном для этих страстей было зверское убийство, а Алёна слабо верила в очистительно-стимулирующую силу всех и всяческих катарсисов. Уж лучше «Виагра», ей-богу…
Зачем тогда Илья врал?!
Она села на лавочку около отделения, выбрав тенистое местечко под липой, и уставилась на огромные кусты космеи, которыми были здесь засажены все клумбы. Алёна обожала космею, напоминавшую ей детство и старые дворы, где это детство прошло, но сейчас она смотрела на любимый цветок, даже его
