не видя. Она думала.
Алёна думала о руке Горация-пэра, о стрижке каре, о красной блузке в витрине «Шалона» и лоскуте в витрине «Красного шерла». Она думала о Давиде, известном французском художнике, и о том, чем больше всего интересно «Преступление и наказание». Она думала о мужских рубашках с рукавами, закатанными до локтя. И об итальянском языке, и о неработающем Интернете, и о ночном звонке девушки, которая боялась, что Алёна погубит ее своим любопытством… Да много чего еще теснилось в ее голове. Каша, беспорядочная мешанина! И из всей этой мешанины нужно было выбрать самое важное. Нет, она мало, слишком мало знает, вот что! Все, чем она обладает, принадлежит в основном к сфере догадок и почти бредовых предположений.
Алёна попыталась сформулировать вопросы, которые ей хотелось кому-то задать. Вопросы, ответы на которые почти наверняка будут не такими, как она предполагает. Но задать их все же нужно…
Но кому?! Муравьева нет, он еще в Москве, да и вообще, Муравьев — совсем уж последняя инстанция. Нет, обращаться к нему время еще не пришло.
Конечно, мелькнула мысль — позвонить Инне. Но нет, это плохая идея. С Инной отношения удастся наладить лишь со временем, а сейчас у Алёны этого времени нет. К тому же Инна вряд ли располагает нужной Алене информацией. А кто, ну кто ею располагает вообще?! И вдруг одно имя, уже забытое, но прозвучавшее буквально вчера, всплыло в ее памяти…
А вот это — хорошая идея! Алёна сунула руку в сумку и нашарила там старую записную книжку, которой давно не пользовалась, потому что все телефонные номера записывала в свой мобильный. Но этого номера в ее мобильном точно никогда не было, а жаль. Интересно, найдется ли он в книжке?
Нашелся, надо же! Теперь главное, чтобы он не изменился…
— Бергер слушает, — послышался голос в трубке.
Ага! Есть вечные ценности!
— Здравствуйте, Александр Васильевич! — радостно сказала Алёна. — Это Алёна Дмитриева вас беспокоит, в смысле Елена Ярушкина. Вы меня помните?
— Ого, еще как! — весело ответил Бергер. — Я совсем недавно с одним своим приятелем о вас говорил.
— Спорим, я знаю, с кем?
— Ну-ка? — удивился Бергер.
— Это Вишневский, верно? Илья Ильич. Адвокат.
— Ну да, вы угадали. А что?
— Вот об этом приятеле мне и нужно посоветоваться с вами… — сообщила Алёна.
— Ого, он с вами уже познакомился? — хмыкнул Бергер. — Узнаю брата Колю!
Черт знает, как резанул Алёну этот смешок… оказывается, не только женщины бывают злоехидны, но и мужчины тоже умеют одним словом намекнуть очень даже на многое.
Или нет там никакого намека? Или Алёне сейчас просто чудится то, чего нет?
Ну почему только сейчас? Вчера днем, в ее собственной прихожей, а потом в спальне, а потом снова в прихожей ей тоже почудилось то, чего нет…
Ладно. Забыли. Есть дела поважнее постельных воспоминаний.
— Александр Васильевич, не могли бы вы мне помочь?
— Может быть, могу, а может, и нет, точно узнаю, как только вы скажете, в чем дело.
— Да я и сама толком не знаю, в чем это самое дело, — виновато призналась Алёна. — Просто мне нужно кое-что выяснить. Я спрошу, а вы, если появится такая возможность, уточните поскорее.
— Ну, я постараюсь, — осторожно сказал Бергер. — Говорите, что нужно выяснить.
Она кое-как, сбиваясь и путаясь, перечислила то, что ее интересовало. Произнесенное вслух, это вообще выглядело какой-то сложносочиненной дурью. А может, даже сложноподчиненной…
— Вы что-нибудь поняли, Александр Васильевич? — виновато спросила Алёна.
— Не вполне. И вообще, я не понял главное: к чему все это вам?
— Пока не могу сказать.
— Не можете? Ну, тогда…
Алёне показалось, что она видит холодноватое выражение на лице и в глазах Бергера. Откажется, конечно…
— Тогда поступим так, — продолжил он. — Я у вас в долгу. Два года тому назад, в деле о той картине в Художественном музее, вы поддержали меня перед Муравьевым. Фактически заглохшее расследование было продолжено благодаря вам. Вы помогли мне доказать, что я был прав. Я у вас в долгу. Поэтому постараюсь собрать информацию елико возможно быстро. И позвоню вам. Но сообщу ее вам не прежде, чем вы мне докажете, что интерес ваш — не просто досужее и к тому же опасное любопытство. Договорились?
Вот это плюха… Получи, фашист, гранату, называется! Это когда же Алёна Дмитриева успела прославиться своим досужим, к тому же — опасным любопытством?! К слову сказать, в те, прежние времена доказать правоту Бергера перед Муравьевым ей удалось только с помощью нормального женского любопытства…
А не послать ли ей все это в дальнее эротическое путешествие, причем пешее? Не выразиться ли изысканной фразой, на которую она недавно наткнулась на каком-то интернетском форуме: там, вдали, фаллический символ, вам туда…
Фаллический символ в витрине магазина «Красный шерл» внезапно пришел ей на память и странным образом вернул чувство юмора, которое, как и пресловутое любопытство, было главным движителем переменчивой писательской натуры.
— Хорошо, — ответила Алёна сдержанно. — Договорились. До встречи, до звонка. Всего доброго, Александр Васильевич.
Интересно, «брату Коле», в смысле «другу Илье», Бергер прямо сейчас позвонит или все же чуточку позже?
В любом случае, времени терять не стоит.
Алёна вернулась к Афанасьеву и заискивающим голоском попросила у него адрес Смешарина.
Следователь вскинул брови:
— А вам зачем?!
— Ни за чем вообще-то, — голоском благонравной девочки-школьницы ответила Алёна. — Но все же, он мой товарищ по несчастью. Я его хотела поздравить с благополучным завершением наших мучений.
— Тоже, нашлись мучения! — хмыкнул Афанасьев. — Это обыкновенный рабочий процесс, а не мучения. Но адреса Смешарина я вам не дам. Это служебная информация, разглашать которую я не имею права.
— Слушайте, Виктор Валентинович, — примирительно сказала Алёна, — вы же обо мне слышали. Вы же понимаете, что я все равно этот адрес добуду, так же легко и непринужденно, как добыла адрес Луниной. В крайнем случае позвоню Муравьеву, когда он из Москвы вернется. Но мне бы не хотелось обременять этого великого человека такими мелочами. К тому же он начнет ворчать: мол, разве я не могла узнать адрес у следователя, который дело ведет? И что я ему отвечу?
Это был, конечно, шантаж, прямой шантаж! Афанасьев не мог этого не понимать. И понимал также, что ему придется уступить. И все же он попытался выйти из положения достойно:
— Если я сообщу вам адрес Смешарина, вы мне расскажете, как получили адрес Луниной?
— По рукам! — воскликнула Алёна и даже сделала некий жест, словно намеревалась хлопнуть Афанасьева ладонью по ладони, но он в это время принялся копаться в каких-то бумагах, и развязное движение Алёны Дмитриевой пропало втуне. Очень несвоевременно вспомнилась Глазастик Финч со своей привычкой плевать на ладонь собеседника для закрепления договора, и Алёна прижала руку ко рту, чтобы не фыркнуть с неуместной веселостью.
— Вот адрес, — сказал Афанасьев. — Записать вам?
— Сделайте такое одолжение, — вежливо попросила Алёна.
Наконец адрес был у нее. И телефончик оказался приписан тут же. Вот это любезность!
— Переулок Слесарный? Господи всеблагий! Это где же? На Автозаводе? В Сормове? В районе «Красной Этны»?
