доставляло ему подобие удовольствия.
Еще тогда лицо ее показалось ему знакомым, но он никак не мог вспомнить, где и когда видел его. Дошло до него только через два дня, поэтому он срочно сорвался в Нижний и несколько часов маячил по Покровке в безумной надежде отыскать иголку в стоге сена. Удивлялся своей беспамятливости! С другой стороны, прошло ведь немалое время с тех пор, как Мила показала ему в театре высокую женщину в зеленом платье и ее светловолосого мужа, о котором он запомнил только то, что тот был владельцем «Пежо» с московскими номерами.
Это поразительно, какие шутки иногда вышучивает судьба. Мог ли он в тот вечер знать, что Мила показывает ему своего собственного убийцу?
И как странно, что это произошло, когда они выходили с балета «Жизель» – может быть, самого прекрасного, трагичного, мистического балета на свете?
Итак, Воропаев мысленно благословил тот день и час, когда начал следить за младшим Поляковым, искать к нему подходы, – чтобы найти подходы к его старшему брату. Операция «Сахарок» практически не разрабатывалась, все произошло на чистом вдохновении. Какая-то сила словно бы вела в тот день Воропаева – ему все удавалось. Самым опасным моментом было вранье насчет того, что в другой машине сидят его люди, которые все слышат и видят. Как в русской сказке: высоко сижу, далеко гляжу! Поверили и Зернов, и Поляков, не усомнились ни на миг. Отчасти помогло то, что в это время в городской прессе усиленно муссировалась тема всяких там подслушивающих устройств, которыми напропалую пользуются как государственные спецслужбы, так и многочисленные охранные ведомства частных фирм. Головы у ментов были заморочены этим прессингом прессы накрепко. С другой стороны, кого боги хотят погубить, того они лишают-таки разума!
Ну а дальше он намеревался играть по правилам. И когда Валька Поляков притащился из командировки с ответами Счастливцева, он был просто счастлив. Потому что старик отчетливо вспомнил человека, который устроил ему тогда дикий скандал – его якобы обсчитала кассирша. Счастливцев извинялся, но тот парень пер как танк. На самом деле жаба его заедала: рядом с его траханым «Пежо» обслуживался суперневероятный «Лексус», и видеть, как обслуга стелилась перед хозяином этой новехонькой дороженной тачки, хозяину довольно обыкновенного «Пежо» было нестерпимо. Злобу свою он попытался сорвать на Счастливцеве, ну а потом этого показалось ему мало. Когда увидел пришедший «КамАЗ» с ворованным топливом...
Нет, конечно, Счастливцев и не подозревал, что этот человек на него донес. Как все, был уверен, что обязан всеми своими бедами Карасеву. Но он отчетливо помнил и «Пежо», и его номер. Прежде всего потому, что номер был московский, а цифры на нем совпадали с годом рождения Милы: 977. То есть она родилась в 1977 году.
Прочитав записку Счастливцева, Воропаев немедленно вспомнил, где и когда видел этот московский номер. Вспомнил мужчину, московского журналиста, мужа местной детективщицы. Правда, лицо женщины осталось где-то за гранью его памяти, да это и не нужно было, и не важно казалось в тот миг. Он был одержим одним желанием – как можно скорей найти владельца «Пежо».
Поляков, который держался теперь за Воропаева, как за дойную корову, ретиво взялся по милицейским каналам установить адрес и фамилию владельца «Пежо». Узнал его имя, фамилию, московский адрес. А сознание Воропаева было словно бы по-прежнему завешено некоей занавесью. И только после той ночи в СВ, когда он понял, что переспал с женой человека, который фактически убил его жену, он выстроил четкий план того, как не просто взять этого человека, но и измучить его нравственно. Пусть душа его содрогнется в ужасе. Когда он увидит жену связанной, измученной, быть может, перенесшей побои и пытки. Нормальный мужчина не может не кинуться спасать свою женщину.
Воропаев судил по себе. Он был счастлив чуть ли не впервые за эти годы – оттого счастлив, что наконец-то начал подчинять себе обстоятельства. И все сходилось, все так великолепно сходилось! Получили объяснение его прежние, казалось бы, непредсказуемые поступки.
К примеру, он никак не мог даже себе объяснить, зачем украл и спрятал предсмертное письмо этого палача, Ольгиного мужа, который удавил столько народу, а потом взял да и повесился сам. Повесился именно потому, что ему изменила жена... изменила с ним, с Воропаевым!
Письмо ничем ему лично не грозило. Вообще он был в полной безопасности. Знал, что в случае чего Ольга его не выдаст. Никто из сообщников Кутькова его в глаза не видел, ничего о нем не знал. В интересах Любки тоже было о нем помалкивать. Вполне можно было не трогать письма. Однако он его спрятал. Потому что хотел, чтобы Любка осталась ему благодарна. Чтобы чувствовала себя обязанной ему.
Он ей и потом помог, когда банду накрыли. Причем по-глупому: нашли в той самой тачке Горбачева, которую парни не смогли стронуть с места, милицейскую лычку, отпоровшуюся от мундира Сайкова. Уж неизвестно, как и что там начали мотать, но установили, что именно такие лычки были на форме, которую носила охрана метрополитена. И вот добрались до Сайкова.
Потом до всех остальных.
Так что Кутьков повесился вовремя.
Ольге дали срок условно. Остальным – пожизненно. Любка ушла.
Она была готова к разгрому, как только Воропаев дал ей прочесть письмо Кутькова. Но все равно удар грянул неожиданно. Любка спаслась с небольшим чемоданчиком, с запасными документами, которые выправила себе незадолго до этого.
Воропаев нашел для нее квартиру, оформили купчую. От чего не мог удержать, так это от беспробудного пьянства. Давно возникало искушение покончить с ней, но то же предчувствие останавливало: он верил, что Любка ему еще пригодится.
Так и вышло: именно у нее решено было спрятать жену того журналиста.
Но даже самые лучшие, самые отработанные планы иногда нарушаются...
Когда в них вмешивается влюбленный мальчишка и его чокнутые приятели.
Воропаеву показалось, что он с честью вывернулся из передряги. Поляков все равно прокололся – с ума спятил, дурак! Мог бы вывернуться, но своим поведением чуть и Воропаева с собой не потащил.
Пришлось его списать.
Теперь к списку тех, о ком следовало беспокоиться, добавился Казимир. Мужик умный, как бы он не связал концы с концами... Вроде бы братской любви между ним и Валентайном не было, а все же черт их знает, этих гонористых шляхтичей!
Но Казимир и решение вопроса с ним – дела завтрашнего дня. Или даже послезавтрашнего. А сегодня следовало решить, что делать с Аленой. И с командой этих ее мушкетеров.
Игорь уже ждал у ворот – в том же длинном пальто, в котором она видела его сегодня, только вокруг шеи был обмотан длинный темный шарф, а на голове – фуражка с опущенными наушниками. Он был до такой степени похож на Михаила в этой одежде, что у Алены аж коленки подогнулись. Нет, правда, а вдруг Михаил взял да и вернулся? И сейчас скажет своим мягким голосом: «А пошли-ка домой, дорогая!»
И они придут домой, а там, в супружеской постели...
Нет уж, лучше не надо таких сюрпризов!
– Привет. Давно ждешь?
– Минуту, две, не больше. Ну скажи, правда же, красота?
– Слов нет. Просто нет слов! – от души ответила Алена, чувствуя огромное облегчение от того, что Игорь не попытался ее поцеловать, чего она не то ожидала, не то побаивалась.
Огляделась, чуть покачивая от восхищения головой. Для описания этой ночи, этих медлительных хлопьев снега, этого светлого неба и сказочных, совершенно волшебных деревьев и правда не хватало никаких слов, не стоило и напрягаться. Они пошли к улице Ванеева мимо старых домиков, и было такое ощущение, что большой шумный город исчез – они каким-то чудом оказались если не в деревне, то в провинциальном поселке, где царит полная тишь, даже собаки не брешут, а уж грохота машин там и слыхом не слыхали...
– И где будем круги нарезать? – спросила Алена.
– А у тебя есть какие-нибудь предпочтения?
– Честно говоря... – она усмехнулась. – Честно говоря, ты, наверное, сочтешь меня мазохисткой, но мне
