«Магнолию» и не подняла крик, требуя у непреклонного секьюрити разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить Панкратову (после чего, кстати, она была бы избавлена от многих зло– и приключений, а наша история – от изрядного количества неожиданных сюжетных ходов), а вышла из подъезда, движимая единственным желанием – надышаться свежим воздухом после того, как ее грудь так долго была стеснена от страха. И тут восприятие окружающей реальности ей окончательно отказало. Даже не бросив опасливого взгляда в ту сторону, где находился зловещий клуб «Белая змея», она пошла куда глаза глядят… нет, и это выражение тоже неточно, поскольку глаза ее ничего не видели… пошла, не разбирая дороги, вот как следует сказать, не заметив Главпочтамта и еще пары мест, где стояли нормальные терминалы и где можно было пополнить баланс абонентам МТС, и чуть-чуть очухалась, лишь ощутив на своем лице ласковое тепло, а в легких – свежий, чуть пахнущий глубокой, большой водой воздух.
Алена и не заметила, как добрела до Комсомольской площади, пересекла ее и плюхнулась на первую попавшуюся лавочку на смотровой площадке. Перед ней расстилалась белая, еще подернутая ледком, но уже испещренная промоинами, нетерпеливо ожидающая ледохода огромная река, к которой спускались красивейшая лестница и начинающий зеленеть склон. Над рекой сияло солнце, которое еще не собиралось клониться к закату, за Амуром стеклянно дрожал чистый, прозрачный воздух, и очертания сопок Хехцира были, как всегда, невероятно четкими и наполненными синевой… ну да, эти сопки за Амуром всегда кажутся ярко-синими, такие уж здесь причуды атмосферы! Позади Алены фырчали автобусы и автомобили (преимущественно, как уже было сказано, японские, преимущественно «Тойоты» и белые «Короллы»), звенели троллейбусы и переговаривались люди. Но она ничего не замечала. В ее ушах все еще звучал сиплый голос Ли Бо (отнюдь не великого поэта!) и его жалобно-угрожающая, неразборчивая скороговорка. Впрочем, не такая уж она была и неразборчивая – смысл ее Алена практически сразу поняла. Самым трудным для перевода оказалось слова «писясяся», однако в конце концов разгадка и сего словечка явилась к Алене. «Писясяся» – означает «писательница». Тут уж не перепутаешь, о ком идет речь, тем паче что сопровождалось это слово эпитетами «умная» и «хитрая». Нет, невозможно ошибиться, определения соответствуют один в один Алене Дмитриевой!
Ну и где перешла дорогу умная и хитрая писясяся какой-то Беле, которая может простить Ли Бо только в случае ее убийства?
Алена вспомнила рассказ Панкратова о драке в ресторане «Сяо», об избиении Ли Бо. Так значит, дело было в том, что китаец «собаська-косеська собирай, себе домой веди, пои-корми, залей сильна, люби сильна…» Он просто подбирал животных (забежавшего в кусты Собакевича, ненадолго покинутого без присмотра Тишу и других породистых кошек и собак), которые казались ему бездомными, а может, просто понравились, но был не в силах сдать их в ресторан в качестве «благоуханного» мяса, а оставлял у себя, по-детски им радуясь… За что и получил внушительный нагоняй не только от главного ресторанного повара, но и от какой-то Бели.
Эту Белю Алена краем глаза заметила в подъезде, где жил Ли Бо. Он тогда в панике закричал: «Беля, спасай меня!» Однако та никого спасать не стала, а предпочла сбежать. Почему? Испугалась превосходящих сил противника? Или просто от неожиданности? Оттого, что увидела около двери Ли Бо кого-то знакомого, с кем побоялась встретиться лицом к лицу?
Ну и кто это был? Света и Верочка отпадают, так сказать, в полуфинале. Терехов? Вряд ли Беля знала Терехова, в этом Алена была совершенно убеждена. Хоть Ли и Терехов и служат одной «госпоже хозяйке», а все же проходят по разным ведомствам. Остается Алена Дмитриева. Беля не захотела встречаться с ней, не захотела, чтобы Алена видела ее лицо. Почему? Опасалась быть узнанной?
Да, конечно. Ведь Беля – та самая самозванка, которая выдавала себя на мастер-классе по аргентинскому танго за Алену Дмитриеву!
«Беля сиравно сех обмани, одезьда меняй, лисо меняй», – сказал Ли Бо. Да уж, обводить всех вокруг пальца, переодеваться и менять грим ей не привыкать стать!
Алена не сомневалась, что ее догадка верна. Она хорошо запомнила ее громоздкую фигуру, раз, а во- вторых, ну кто еще мог знать, что она – писательница, а главное, на кого еще сей факт мог произвести столь глубокое впечатление, что из всех признаков Алены именно он был выбран в качестве основополагающего?
Беля потерпела фиаско, изображая писательницу Дмитриеву, вот ее ужаленное самолюбие и навязало ей именно этот эпитет. Как принято выражаться, оговорка по Фрейду!
«Ужаленное самолюбие» – тоже оговорка по Фрейду. Алена не может отделаться от воспоминаний о змеях вообще и о клубе «БЗ» в частности. Да и зачем от них отделываться, ведь в этом клубе она почерпнула немало интересной информации! Ох, как неосторожно поступили те, кто снял фотографию со стены, но оставил бумажку с подписью о Белле Беловой, которая демонстрирует свое боевое искусство… ну и так далее. Да и Иза тоже поступила неосторожно, назвавшись именно так. Ассоциативный ряд прослеживается совершенно четко: Иза – Изабелла – Белла – Беля. Конечно, она мастерски изменила внешность. Насколько помнит Алена, у «писательницы Дмитриевой» во время мастер-класса были серые глаза. У Изы – бледно-голубые. Цветные линзы. Конечно, Беля иногда надевала и темно-коричневые или черные линзы – когда возникала необходимость изобразить «госпожу хозяйку», Сунь Банань, которая в то время расправлялась со своим бывшим любовником, любовницей мужа и с самим мужем.
Вот вам и безупречное алиби китаянки – нате, возьмите! Фигуры практически одинаковые, все остальное делают переодевание, тщательный грим (привычка Сунь Банань краситься в традиционной китайской манере, с переизбытком белил, краски для глаз и помады, была преступницам на руку) и несомненный артистизм Бели. Правда, говорить с восточным провизгом, свойственным Сунь Банань, она не научилась, но, очень может быть, на это никто, кроме Алены Дмитриевой, и не обратил внимания.
И тут она вспомнила мысль, посетившую ее на кладбище. Как раз заговорили о ногтях Сунь Банань, сделанных из горной смолы и не способных ломаться. Панкратов же упоминал обломок красного ногтя, подобранный продавщицей, у которой Сунь Банань (нет, Беля в ее обличье!) пыталась украсть итальянские сапоги.
Еще тогда следовало догадаться, что речь идет о двойниках, о подставных лицах, о гриме!
Алена не догадалась. Панкратов – тоже. Но ему, мужчине, это простительно: даже Шерлок Холмс признавался, что ничего не понимает в женщинах, – где уж какому-то следователю из города Ха! Но Алене – стыд и позор, честное слово.
А вот последнюю заварушку с краской в редакции «Губернской Молодежной Газеты», конечно, учинила сама Сунь Банань, без посторонней помощи. Просто для отвода глаз. На случай, если бы кто-то уловил связь между обязательными скандалами с ее участием и убийствами неугодных ей людей… а ведь тогда никого не убили. И она угадала: такая связь была прослежена и замечена. Собственно, и Алена, и Панкратов подозревали участие наемника, но наемника-убийцы, а не наемника-скандалиста.
Однако Сунь Банань сделала ошибку, приказав Беле устраивать отвлекающие скандалы, облачившись в белый плащ и белые сапоги из змеиной кожи. Тоже не слабый ассоциативный ряд! Белая Змея! С другой стороны, конечно, для всех, кто хоть раз видел китаянку, это пальто, этот горностай, сумка, сапоги являлись ее бесспорными признаками. Сомнений не возникает – сама раскрашенная Сунь Банань собственной персоной! А между тем…
Пока еще неизвестно, как они нашли друг друга, эти две женщины, еще неизвестно многое о них, например, кто именно, Беля или сама Сунь Банань, сломал ногу Тамаре Хоменко (разумеется, китаянка, «госпожа хозяйка» школы «Белая Змея», отлично владела всеми приемами боевого искусства, хоть тоже была «человеком типа Тигра»!), чтобы завладеть ключом от квартиры, куда нужно было заманить злополучного байкера, но это уже не суть важно. Главное, что Алена поняла: редкостная способность и даже, можно сказать, болезненная страсть Беллы Беловой к перевоплощениям сделали ее незаменимой пособницей Сунь Банань. И, видимо, Беля была болезненно тщеславна, как всякая несостоявшаяся актриса. Ишь, вздумала писательницу Дмитриеву изображать! В этом состояла ее главная ошибка!
Терехов, конечно, Белю не знал. Видимо, не знала и она его. Она велела Ли Бо следить за «писясясей», а ведь Терехову было отлично известно, где живет Алена… Как ни доверяла Сунь Банань этим двоим, а все же, очевидно, предпочитала их не сводить. Во избежание ненужных осложнений. Знай Беля Терехова, она вряд ли рискнула бы в его присутствии изображать кого бы то ни было. Да и он оказался не меньше других удивлен, узнав о «самозванке Дмитриевой». Неведомо, в курсе ли Терехов совершенных Сунь Банань убийств или верит в ее невиновность. Как неизвестно и что связывает его с китаянкой. И, конечно, никогда
