не узнать Алене, искреннее ли влечение к аргентинскому танго и писательнице Дмитриевой заставило его следить за ней и искать с ней встреч или приказ Сунь Банань.
Странно, что китаянка не приказала ему убить Алену Дмитриеву, как Беля велела Ли Бо.
А может быть, все-таки приказала? Может, Никита Дмитриевич решил соединить приятное с полезным, в смысле и танго потанцевать (или просто потискаться – нужное подчеркнуть!) с красивой женщиной, и приказ «госпожи хозяйки» исполнить? И он, когда пошел провожать Алену из танцевального зала, просто искал подходящий момент для убийства, но тут им встретились Света и Верочка, а потом, после спасения Собакевича и Тиши, после разоблачения Ли Бо, Терехов был слишком занят тем, чтобы замести в той квартире следы связи Ли Бо с рестораном «Сяо». И теперь он снова станет искать встреч с Аленой, убежденный в том, что она ни о чем не догадывается и доверчиво взглянет в лицо человека, которому предстоит ее убить?
А человек, которому предстояло убить Алену Дмитриеву, находился от нее буквально в двух шагах. Смотрел на писательницу и думал, что скоро эта прекрасная помеха исчезнет из его жизни. Ох, сколько она умудрилась наворотить… как она умудрилась навредить! Он давно не верил аксиоме о том, что красивая женщина не может быть умной. Главная женщина его жизни была не только хороша собой, но и дьявольски умна. Теперь он встретил еще одну… Жалко, до боли жалко с ней расставаться, так и не узнав вкуса ее поцелуя…
Он жалел о том, что должен ее убить, – обязан, выхода нет! – а Алена сидела с закрытыми глазами, подставив лицо солнцу, и жалела себя, потому что думала о своей смерти. Если она все же погибнет в Ха, тело – черт, труп! – конечно, переправят в Нижний Горький. Может быть, об этом позаботится Александрина. Наверное, после смерти Машечки ей будет печально лишиться и Леночки. А может, и нет, кто ее разберет, Сашечку, какие мысли бродят в ее дьявольски умнющей голове, какие чувства скрыты за непроницаемыми гуранскими чертами? Возможно, она ненавидит подругу дней своих суровых? И по- прежнему ревнует к ней своего дурацкого байкера? Совпадение, а? У Сунь Банань был байкер, которого она отправила на тот свет за измену, скорее всего, опьяненная ревностью. А кого предпочла бы отправить в том же направлении Сашечка?.. Да ладно, не будем о грустном – о кончине прежней дружбы. И так есть о чем поразмышлять: о собственной неминуемой, такое ощущение, кончине. Продолжим тему. Итак, Алена Дмитриева встречает свой финал в городе Ха, и ее бренное тело отправляют в Нижний Горький в длинном таком, запечатанном ящике. Ну да, там родители, там друзья… будет кому навещать могилку.
Интересно, много ли народу придет на ее похороны? А Игорь заглянет проститься? Наверное, нет. Он и думать о ней забыл. Давным-давно забыл! Да и ладно, Алена его тоже забыла. Некоторым образом… Дракончега там тоже не окажется. Алена не будет на него в обиде. В самом деле, зачем ему светиться? Зачем подставлять себя под удар? Вдруг жена узнает?! Алена столько сил приложила для сохранения его семейной жизни в состоянии неприкосновенности и незамутненности![17]
Так что береги себя и свою семейную жизнь, Дракончег!
Но вот кто явится, конечно, проводить писательницу Дмитриеву в последний путь, это ее друзья- приятели тангерос. Их в Нижнем Горьком не столь уж мало, человек семьдесят наберется! Помнится, в интервью, которое недавно давала Алена для бог весть какого нижнегорьковского телеканала, она сказала, что настолько любит танго, что даже хотела бы быть похоронена под его звуки. Кажется, есть шанс исполнения желания… Скажем, кто-то из ее знакомых эти слова запомнил и передал устроителям ее гипотетических похорон… Ну и какое танго выбрала бы Алена в качестве погребального марша? Столько божественно-красивых мелодий, боже ты мой… Например знаменитая «Cumparsita», которой традиционно открываются и закрываются все милонги. Причем исключительно красивы любые ее оркестровки. Жизнерадостный Д’Арьенсо, патетический Ди Сарли, жеманный Фреседо, очаровательный Ортис – да имя им легион! Нет, «Cumparsita» для Алены слишком помпезно, нескромно, да и зачем отравлять людям неприятными воспоминаниями удовольствие от основополагающей, так сказать, мелодии? Пусть будет что- нибудь попроще, из тех мелодий, которые особенно любила Алена. Например, «Felicia» в исполнении оркестра Alfredo D’Angelis, а еще лучше – танго «Fuvando espero», которое поет Libertad Lamarque и которое Алена Дмитриева недавно так симпатично – и, как всегда, очень вольно! – перевела с испанского…
Ох, какая прекрасная музыка, что за чудо – танго, Алена раньше думала – как же она сможет жить без этого танца? Получается, ей и не придется, а вот танго без нее проживет.
Слезинка выкатилась из-под сомкнутых ресниц и медленно ползла по щеке, за ней вторая…
Человек, который должен был убить Алену Дмитриеву, смотрел на нее, слегка покашливая, потому что у него жгло в горле от жалости к ней. Дурак, надо было не думать, не пялиться на нее, следовало давно подойти ближе и…
Одно движение, и все его проблемы решены. Но ему все время кто-то мешал, какие-то люди сновали мимо, а теперь он видит ее беззащитные слезы и чувствует, что…
Он снова кашлянул, чтобы избавиться от предательского жжения в горле.
В это мгновение слезы сделали свое мокрое дело и размягчили тушь от Estee Lauder, которой (тушью, разумеется, а не самой Эсте!) были накрашены ресницы Алены Дмитриевой. Глаза ужасно защипало, и она поскорей открыла их, выхватила из кармана платочек. В первую секунду ничего не видела, но вот мутная пелена слез перед глазами рассеялась, и Алена совсем близко разглядела знакомое лицо.
– Привет, Герка, – сказала она, слабо улыбнувшись. – Ты что тут делаешь?
– А при чем тут фамилия госпожи Сяо? – Панкратов не удержался и выпалил вопрос, забыв о субординации. Впрочем, карательных мер не последовало: его начальство было столь же сильно раздираемо любопытством, а потому два вопроса прозвучали в унисон, и при желании голос Панкратова вполне можно было счесть лишь эхом начальственного голоса.
– Вы знаете, что она означает? – ответил вопросом на вопрос Коби Имамура.
Начальник кивнул. Панкратов тоже.
– Сяо – второй, вторая, – передал переводчик ответ начальника.
– В том-то и дело! – воскликнул Коби Имамура.
– Ну и что? – пожал плечами начальник следственного отдела. – Это китайский вариант ее фамилии по мужу.
– Ошибаетесь, – покачал головой Имамура. – Сяо – подлинная, так сказать, девичья фамилия госпожи Сунь Банань: у китаянок не принято брать фамилию мужа. То есть они со Вторушиным-сан были практически однофамильцами, когда вступали в брак.
– И что?
– А то, что эта дама родом из Хейлундзяня. А в тех местах – да и во многих других провинциях Китая – исторически считается запретным выходить замуж или жениться на человеке с такой же фамилией, даже если между мужем и женой нет прослеживаемого родства. Я это очень хорошо знаю. Сестра моего друга портного, отличного работника, хоть и китайца, была очень сильно влюблена в одного своего соотечественника. Она готова была на все, чтобы выйти за него замуж. Однако молодой человек отверг ее только потому, что у них была одна фамилия – Аи, и он боялся осложнений со своими состоятельными родственниками, которые очень чтят традиции. Они расстались. Это было пять лет назад, а девушка так и живет с тех пор одна…
– Мои соболезнования, – вежливо сказал начальник. – Но какое это имеет значение? Ведь Вторушин и Сунь Банань и сочетались браком, и разводились на российской территории и по российским законам.
– Как, какое значение? – удивился Имамура. – С точки зрения китайского семейного права, все деловые соглашения, заключенные между такими
– Что-то я не секу… – пробормотал начальник. – Ты хоть что-то понял, Панкратов?
– Ну, типа, если наша Сунь Банань пришила мужа из мести за то, что он ее обобрал, то смысла это делать не было, – вежливо высказался Панкратов. – Она могла просто обжаловать в суде брачный договор,
