признав, что он недействителен, а значит, она лишена своего имущества несправедливо… То есть у нее как бы не было резона его прикончить. Что подтверждает ее алиби, хотя бы относительно убийства Вторушина. Может, конечно, я чего-то не так понял…
– Вы все правильно поняли, – закивал Коби Имамура, выслушав торопливую скороговорку переводчика. – И хотя Сяо-сан китаянка, я все же обязан, повинуясь элементарному человеколюбию, заступиться за нее. У нее не было оснований убивать супруга… то есть я хочу сказать, убивать Вторушина- сан, который не являлся ее супругом де-юре. А ведь против нее, насколько я понимаю, есть только косвенные доказательства?
– О доказательствах мы в суде говорить будем, – мрачно сказал начальник следственного отдела, – если до суда вообще дойдет. А если принять вашу точку зрения, выходит, госпоже Сяо следовало признать, что все эти годы они со Вторушиным обманывали законодательство как российское, так и китайское? И совместно нажитое имущество таковым не является? И все договоры, которые были составлены от имени супругов Вторушиных, все их совместные бизнес-контракты (а таких немало!) – это фикция? А самое главное – ей придется признать, что вся ее финансовая, торговая, строительная и прочая деятельность происходила незаконно? Ведь лишь после развода она стала официально именоваться госпожой Сяо, а до этого все бумаги подписывала как Вторушина. Да и теперь деятельность госпожи Сяо является всего лишь продолжением деятельности госпожи Вторушиной… то есть несуществующей персоны?
Панкратов вспомнил подпоручика Киже из повести Тынянова. Вообще, аналогия была весьма уместна, однако он не стал ее приводить, прежде всего потому, что сомневался, поймут ли ее и оценят присутствующие (не каждому везет иметь маму – преподавательницу русского языка и литературы, вот ему повезло, а остальным, насколько знал Панкратов, не слишком, во всяком случае, матушка начальника была врачом, насчет родительниц Коби Имамуры, японского консула и переводчика – наполовину японца – тоже могло быть всякое, но почему-то Панкратов был уверен, что ни одна из них русскую литературу не преподает…), а главное, чтобы не перебивать начальника, который снова заговорил:
– Кроме того, есть одна тонкость… нам удалось установить, что незадолго до развода Вторушин перевел практически все свои капиталы – я имею в виду те, что были заработаны им лично, без участия супруги, на некий счет, причем он так запутал следы, что обнаружить их сейчас практически невозможно. Деньги словно бы испарились… А между тем они где-то есть. Создается впечатление, что Вторушин, когда у него начались
– Возможно, госпожа Сяо об этом знает, возможно, их развод был фикцией, призванной вывести из-под налогообложения капиталы… – предположил Имамура.
– Очень сложно, – возразил начальник следственного отдела. – Кроме того, из-за этой фикции госпожа Сяо слишком много потеряла.
– Да, вы правы, – согласился Имамура. – Прежде всего, доброе имя. Пережить публичный позор… Вряд ли хоть одна женщина, пусть и китаянка, пойдет на такое даже ради денег. Кроме того, да позволено будет мне заметить… это не более чем мое наблюдение, но, мне кажется, оно точное… господин Вторушин был убит оскорбленной женщиной! А госпожа Сяо сама его оскорбила. Это он должен был ей мстить, а не она ему. Здесь замешана какая-то другая дама, с которой он обошелся низко.
– Вы имеете в виду уборщицу, следов которой нам так и не удалось отыскать?
– Даже если бы я ее в глаза не видел, я бы сказал, что тут не обошлось без женской мести, – упрямо проговорил Коби Имамура. – Когда я увидел, что Вторушин-сан мертв, более всего я был поражен даже не самим фактом его внезапной смерти, а, да простят меня уважаемые господа, – тут он сложил ладони ковшиком и поклонился по очереди начальнику, консулу и Панкратову, потом чуточку подумал и поклонился еще и переводчику, который от удивления немедленно ответил тем же, – видом его сверхъестественно напряженного… э-э… детородного органа. Это была позорная, непристойная картина. Смерть невольно вызывает уважение… но о каком уважении может идти речь в таком случае?! Я не знаю, каким ядом был убит Вторушин-сан, но убежден, что выбор его не случаен. Веревка в виде змейки – я не могу расшифровать этот символ, возможно, в нем нет никакого смысла, но выбор яда…
Панкратов и его начальник быстро переглянулись. Да уж, даже судмедэксперты были шокированы, когда им удалось распознать яд. Так вот ядом снадобье, убившее Вторушина, не было! Оказалось, это весьма мощный афродизиак, который производят в Китае из слюнных выделений так называемой белой змеи, – в принципе не ядовитой! Вещество вызывало очень устойчивую эрекцию, стоило весьма дорого, однако не пользовалось особым спросом не из-за цены, а потому, что могло вызвать аллергическую реакцию у людей, подверженных сенной лихорадке. Тот, кто сделал укол Вторушину, несомненно знал, что он страдает таким видом аллергии. Кто, кроме его жены, мог об этом знать доподлинно? Но ее проклятущее и нерушимое алиби…
Панкратов не знал, что с ним делать, и это приводило его в ярость.
«А интересно, было ли известно Сунь Банань про секретный счет Вторушина?» – подумал он, чтобы не думать про алиби.
И тут у начальника зазвонил телефон.
Он извинился, поднес мобильник к уху, послушал…
– Так, – сказал, весело глядя на Панкратова. – Кажется, кое-что становится ясным насчет счета Вторушина…
И Панкратов снова пожалел, что не в меру разоткровенничался с писательницей. Вполне мог бы обойтись без нее! Ждет от нее помощи, а она небось где-нибудь на лавочке сидит и в ус не дует!
– Привет, – сказал Герка. – Вам что, плохо? Иду, вижу, вы тут сидите на лавочке, вся такая беззащитная…
В голосе его тоненько, словно струнка, звякнула жалость, а Алена Дмитриева не любила, когда ее жалели.
Она немедленно приняла вид высокомерной недотроги и независимым тоном сказала:
– Мне срочно нужно позвонить, а деньги на счету кончились. Дайте, пожалуйста, телефончик на минуточку. И – вот… – Она протянула Герке сотню в знак того, что не попрошайничает.
Герка сотню не заметил или просто сделал вид и ответил:
– Телефончик я вам охотно дам, но, боюсь, вы сможете за него только подержаться, потому что я зарядить его забыл, ну, он и… – И Гера выразительно развел руками.
– Черт, – зло сказала Алена, – мне в самом деле срочно нужно позвонить! А вы не знаете, где здесь можно заплатить за МТС?
– Да вон салон «Евросети» через дорогу, – усмехнулся Герка. – Площадь перейти – и все будет о’кей.
– Не будет, – вздохнула Алена. – У «Евросети» с МТС какие-то терки, не берут там плату с некоторых пор.
– Я не знал, у меня «Мегафон», но незаряженный… – развел руками Гера, и Алена усмехнулась: он говорил как будто о пистолете.
Что-то она чувствовала, конечно, что-то близкое и опасное… а как же, ведь если даже только раз в квартал смотреть в глаза смерти (своей!), воленс-ноленс станешь натурой чувствительной.
– И прямо срочный звонок? – спросил Герка.
– Прямо срочный, – кивнула наша героиня.
– Тогда поехали к нам в редакцию, у меня вон машина стоит, – махнул он рукой в сторону красивейшего старинного здания из красного, потемневшего от времени кирпича – научной краевой библиотеки.
– Главпочтамт ближе, – вздохнула Алена. – Но и это слишком долго…
– Ладно, – решительно сказал Герка, – ну чего я ради вас не сделаю?!
И внезапно, безошибочным движением выбросив в сторону свою длинную, мускулистую байкерскую руку, он поймал за талию какую-то девушку, проходившую мимо:
– Красивая, дай на минутку мобильник, нужно срочно позвонить, а у моего зарядка сдохла.
Он даже не повернул головы в сторону девушки, но Алена от изумления раскрыла рот, хотя это было, в принципе, не эстетично.
