о деньгах упоминали, уж не она ли их с вас требует?
Лиза опасливо оглянулась, потом, вытянув шею, посмотрела за плечо Алены, как будто там мог прятаться маленький и худенький злоумышленник, ну кто-то вроде черта.
– Думаете, она мне себя назвала? Просто звонила, пугала черт знает как. Вы имя сказали какое-то… вроде китайское, а она по-русски говорила, без всякого акцента.
«Сунь Банань могла это Беле поручить», – подумала Алена, но Лиза тут же добавила задумчиво:
– Хотя нет, голос немного визгливый был… и правда, вполне могла быть китаянка, потому что она не просто так говорила, мол, тебя убьем, а описывала разные ужасы, которые со мной сотворят. Говорит, привяжем на живот горшок, а под него крысу пустим, так она, чтобы на волю выбраться, тебе внутренности прогрызет, а ты в это время подыхать будешь, никаких денег не пожалеешь, чтобы спастись, да поздно будет. Я про подобные ужасы в книжках только читала, но все равно ей поверила, потому что… у нее какой-то такой голос, что нельзя не поверить. Я Леху еще тогда предупреждала, что это все опасно, что его за те дела убьют. Так оно и вышло, что убили…
Опа, опаньки, как любит писать очень уважаемый Аленой Дмитриевой Александр Бушков! Итак, Лиза все же знает.
Как бы теперь выяснить, что же именно она знает?! Спросить впрямую? Или нет, нельзя, она сразу поймет, что Алене ничего вообще не известно. Поймет – и черта с два из нее тогда что-нибудь вытянешь!
– То есть он вас не послушал? – сочувственно спросила Алена.
– Ну да! – всхлипнула Лиза. – Конечно, ему обещали большие деньги, а Леха с ума сходил, когда у него в кармане было пусто. Мы хотели пожениться, а как, если вообще иногда жить не на что? И тут он говорит: ну, пересплю с ней, зато какие деньжищи!
Глубокоуважаемый писатель Бушков немедленно был вновь мысленно процитирован Аленой Дмитриевой.
– Слушайте, он вам такие вещи говорил? – искренне ужаснулась наша высокоморальная, высоконравственная, высокочувствительная писательница. – Ну это просто жестоко, по-моему. То есть извините, я не хотела… о мертвых, и все такое… – немедленно стушевалась она. – Просто если он решил с какой-то женщиной переспать, а она обещала ему заплатить, то это как-то… по отношению к вам…
– Да нет, – досадливо отмахнулась Лиза, – вы все неправильно понимаете. У нас с Лехой отношения были необыкновенные! Мы еще в первом классе знали, что поженимся, но мне на секс как-то плевать, мне главное, чтобы душа добрая была, как у него, а у него всегда стояк был, он меня в гроб загнал бы своим непрерывным трахом. Вы знаете, я вот читала про Николая Первого, ну, императора русского, он тоже был жутко сексуален, а его жена родила десять или сколько-то там детей, а потом доктор говорит: все, нельзя ни рожать, ни сексом заниматься. А ему охота! У него ж стояк! Ему без траха просто ни жить, ни государством управлять. И тогда жена ему разрешила, и он завел себе эту… как ее… Валеньку Нехлюдову…
– Вареньку Нелидову, – поправила Алена, которая до того слушала, ну просто онемев, однако вновь обрела дар речи ради восстановления исторической справедливости. А еще она вспомнила байкера Федора – и подумала, что, похоже, Лиза сменила букварь на азбуку, в том смысле, что Федор Лехе вряд ли уступит в горизонтальном фитнесе. Но то было слишком личное. А потому она продолжила свои исторические коррективы: – И императрица Александра Федоровна не десятерых детей родила, а только семерых. Но насчет доктора и прочего вы правы, и то, что связь с Варварой Нелидовой была, можно сказать, санкционирована императрицей, тоже исторический факт…
– Ну вот видите, – бледно улыбнулась Лиза. – Ну раз он такой кобель был, что делать?
Алена хотела уточнить, Лиза сейчас о ком речь ведет, об императоре Николае Александровиче или о байкере Лехе, однако не успела, Лиза сама уточнила:
– Леха мне рассказывал, что он вообще ничего с другими женщинами не чувствует, кроме меня, что для него главное – от излишка спермы освободиться, не то яйца лопнут, секс для него был… как в туалет сходить!
Алена вспомнила теорию стакана воды, которую придумала неистовая революционная трахальщица Александра Коллонтай, и подумала, что зря все же товарищ Ленин обвинял товарища Коллонтай в словесной неразборчивости. «Выпить стакан воды» – это куда более разборчиво и даже изысканно, чем «в туалет сходить».
– Вообще, многие мужики сексом зарабатывают, а жены их ничего не знают, и что? Главное, что семья для них – святое, – продолжала свою пылкую речь Лиза. – Вот и Леха всегда говорил, что наши отношения для него – это святое.
Алена тихонько вздохнула. Был у нее в жизни один человек, который говорил про их отношения то же самое, а потом взял да и отправился к ее подруге… Может, там все было более свято, кто знает?
Она отогнала глупую боль, которая всегда настигала ее при мыслях об Игоре, и подумала о Лехе Семикопном. Вспомнила, как Панкратов говорил, что байкер многих девок успел обиходить в фирме Вторушина! Интересно, они ему платили? Наверное, нет. Да и на что они способны в смысле финансовом! Вот жена босса – это да. Вот где способности и возможности!
– После того случая мы должны были сразу пожениться, – с тоской сказала Лиза. – Ну я бы сущая дура была, если бы запретила ему и он упустил бы такую возможность из-за моей дурацкой ревности.
– Да, наверное, та женщина была в него дико влюблена, если за одну-единственную встречу заплатила ему полмиллиона, – вздохнула Алена, вспоминая, как сходила с ума из-за Игоря. Окажись у нее тогда, к примеру, полмиллиона… даже не рублей, а долларов, или евро, или фунтов стерлингов! – она не пожалела бы их ради… ради него она ничего не пожалела бы, но, по счастью, бодливой корове бог рогов не дал.
Лиза вытаращилась на нее так, что Алене на минуточку стало страшно за ее глаза. Казалось, они в любую минуту могут выскочить из орбит и покатиться по полу.
– Вы что? – спросила Лиза, внезапно охрипнув. – Вы где такую дуру нашли, чтоб за один раз пол-лимона отвалила, будь там даже двадцать два сантиметра, как у Лехи?! Ему ее муж заплатил… он хотел развестись, хотел все у жены оттяпать, вот и подстроил ей подлянку!
Алене показалось, что с ее собственными глазами вот-вот произойдет та же авария, что и с Лизиными, и она на всякий случай придержала их растопыренными пальцами.
– Что? – переспросила она так же хрипло, как Лиза. – Вторушин подкупил Алексея, чтобы… чтобы… так вот, значит, как оно было, вот почему она его…
И осеклась.
У Лизы вдруг резко изменилось выражение лица. Вернее, на нем не осталось никакого выражения. Вот только что было человеческое живое лицо, а через миг единый осталась белая маска с темными дырками на том месте, где должны быть глаза, рот и ноздри. И верхние дырки, означающие глаза, уставились на что-то за Алениной спиной.
Алена ничего не поняла. Она только очень удивилась. И оглянулась, чтобы посмотреть, что ж там такое, отчего Лизино лицо в маску превратилось? Может, и впрямь черт откуда-то возник за спиной и сейчас оттуда подмигивает?
Но двинулась она неловко, ее немножко занесло (сбилась, как говорят тангерос, с баланса), и Алена сначала отступила на шаг и потом только повернулась. В этот миг что-то негромко шпокнуло рядом. И Алена увидела… нет, не черта, конечно, а человека, который так долго собирался ее убить, наконец-то решился, выстрелил… но пуля, адресованная писательнице Дмитриевой, попала в Лизу.
– Слушай, – настороженно проговорил Герка. – А ты того мужика знаешь?
– Какого? – зевнул Федор.
– Да вот который сейчас в бар прошел.
– Нет, а зачем мне его знать? Мало ли кому попить охота!
– Я его уже видел, – сказал Герка. – Точно, видел.
– Да ты небось на своей работе столько народу перевидел, что совсем запутался!
– Нет, – медленно проговорил Гера. – Я его не на работе видел. Он… он на площади был.
– На какой? – озадаченно нахмурился Федор.
– На Комсомольской. Там эта писательница сидела, плакала на лавочке, а он вокруг нее кругами ходил. Я думал, может, познакомиться хочет. Она ж такая… загадочная… Мимо не пройдешь! И еще один там
