Мама

XXIX

Константин пошел вдоль берега реки, до забора строй­ки, где высился подъемный кран. Володя, как привязан­ный, шагал рядом. Здесь тропинка кончилась. Констан­тин повернул назад.

Узкие проулки между сараями. Кирпичная стена, тол­стая, как стена крепости. Маленькое, с железной решет­кой окошечко под крышей — как амбразура. А всего-то лавка была или... кажется, это называлось «лабаз»? Дверь широкая, как ворота,— на небольшом грузовике въехать можно. Въезжали-то, конечно, на подводах. К двери покатой горкой идет настил из толстых бревен... С каким ненужным запасом прочности построено все это!

И вот — стоит. Сохранились даже остатки надписи на кирпичной стене, несколько полустертых букв... даже с ятем и твердым знаком на конце. Если бы у пузатого ла­вочника, торговавшего здесь, украл что- нибудь мальчиш­ка — голодный, оборванный, бездомный,— было бы по­нятно и оправданно.

Но почему у нас случается такое?

Константин присел на край деревянного настила,

— Ты, Володя, в каком классе учишься?

— В седьмом.

— В сорок третьем, в сорок четвертом году мальчи­шек чуть постарше тебя на фронт посылали. Редко кому удавалось окончить десятый, а то и девятый класс. И сколько же погибло хороших ребят, чтобы вам теперь жить было хорошо! Ведь нам тогда казалось: кончится война — и с ней кончится все плохое...

Володя стоял потупившись, внимательно разглядывая бревна под ногами. Ну и молчаливый же парень, слова из него не выжмешь!

— Знаешь, Володя, куда мы вчера ездили со Светла­ной Александровной? Мы хотели бабушку твою пови­дать. И узнали, что она умерла. Светлана Александров­на очень была расстроена, она бабушку твою очень ува­жала.

Молчит!

— Ты бы к нам зашел на этих днях, Володя, после школы — завтра или послезавтра. Светлана Александровна хотела тебя повидать. Она к тебе сама собира­лась, только ей трудно сейчас, ведь она опять в положе­нии. А сегодня она даже и не знает, что я к тебе пошел.

После короткой паузы Константин вдруг спросил:

— Володя, твой так называемый «человек» — это тот парень, который тебя на бульваре поджидал, около шко­лы? Он думал, что ты ему сегодня деньги вернешь, да?

Наконец-то Володя поднял голову. И вздрогнул. Именно так: сначала поднял голову, потом вздрогнул. Ужас был в его глазах, и смотрел он куда-то поверх пле­ча Константина. Есть у некоторых людей шестое чувст­во — чувство опасности. На фронте оно выручало не раз.

Константин вскочил и обернулся. Первое, что он уви­дел,— руку, отведенную для удара, и даже еще раньше — нож в этой руке. Он перехватил руку и вывернул ее с та­кой силой, что нападавший вскрикнул. В то же мгновение почувствовал резкую боль повыше кисти, финка упала на деревянный настил. Правой рукой Константин скру­чивал жгутом пестрый шарф, затягивая вокруг шеи.

Парень, прижатый к стене, хрипел:

— Володька! Подними нож! Ударь его в спину!

— Нет! — уверенно сказал Константин.— Володя но­жом в спину не ударит, не всем бандюгами быть!

Уверенности, что Володя не ударит, не было. Где он там, черт возьми, этот молчальник, и что он сделает? Какое счастье, что Светлана не пошла сама!

Финка лежала в двух шагах. Лезвие поблескивало, отражая лунный свет.

Константин вдруг почувствовал, как стекает теплая влага в левый рукав и оттягивает его вниз.

Парень рычал:

— Володька! Подними нож!

Он тоже увидел черные пятна на бревнах. Злорадная гримаса... Да ведь он вырвется сейчас!

А за углом — берег реки с крутым обрывом... Что за нелепость пройти три года войны и погибнуть вот здесь, на пустыре, от руки растленного мальчишки! Возьмут воинский билет, партбилет, китель с майорскими погона­ми... им это пригодится для их темных дел...

Фу, что за наваждение! Рано помирать собрался.

— Володя! Дай твой ремень, помоги его связать.

Худая рука подростка потянулась к ножу, заслоняя лезвие от лунного света. Парень испуганно дернулся.

— Брось нож,— сказал Константин,— снимай ремень, да поскорее. Давай его сюда!

Совсем близко он увидел зеленовато-белое Володино лицо. Узкий ремень затянулся.

А шарфом — ноги связать... Вот так!

Константин выпрямился, закатал рукав и обмотал платком руку.

— Спасибо, Володя. Беги приведи милиционера.

Когда милицейская машина отъехала, постовой мили­ционер спросил:

— Чем могу вам помочь, товарищ майор? Может быть, «скорую помощь» вызвать?

— Нет, что вы! Больница недалеко, я этот район знаю.

— Я вас провожу,— сказал Володя.

— Давай лучше так сделаем: я тебя сейчас провожу.

— Вы хотите?

— Да, вот именно.

Они пошли к Володиному дому. Темно и тихо во дво­ре. Уютный свет в окнах — золотой, оранжевый, зелено­ватый...

Милицейская машина объезжала вдоль берега, за­дворками, ни свистков не было, ни тревоги, ни любо­пытных.

Под темной аркой ворот Володя вдруг приостано­вился.

— Вот вы тогда про мою бабушку вспомнили... Она мне так была нужна!.. Вот если бы мне сказали: «Иди, руками, ногтями разрой землю — и она встанет»,— по­шел бы и стал рыть... Даже один, ночью, на кладбище не побоялся бы!

Дверь открыл Володин отец. Что он подумал, увидев Володю рядом с офицером? Может быть, форму не раз­глядел? На лестнице лампочка не горела. Смотрел ис­подлобья, ссутулившись, мрачно спросил:

— Достукался?

Стоял, как бы загораживая собой вход в квартиру.

Константин решительно шагнул в переднюю.

— Разрешите к вам зайти. Я муж Володиной учи­тельницы.

Шибаев провел в комнату, пригласил сесть.

— Светлана Александровна? Да как же, помню.

Он сам тоже присел на стул, недоумевающий, насто­роженный. Вошла Володина мать и стала у двери, пря­мая, молчаливая, тоже неприветливая. Хорошо Светлан­ка сказала про нее: «Понимаешь, Костя, она вся, вся как деревянная!»

Константин заметил, что они оба с каким-то подоби­ем удивления смотрят на его руку, обвязанную платком.

— У вас кровь на рукаве,— сказал Володин отец.

— Да. На меня сейчас кинулся с ножом парень один... у вас тут недалеко живет... Новиков? Если бы не ваш сын — он мне помог,— неизвестно еще, чем бы дело кончилось. Володя, выйди на минутку! Мне нужно с тво­им папой поговорить.

Володя пошел к двери.

—Ты только, Володя, из дома сейчас никуда не вы­ходи. Вообще вы поберегите мальчика — кто их знает, видимо, тут целая компания орудует. Новиков, конечно, молчать не будет, к вам могут прийти из милиции или из прокуратуры, так я хочу вам сам все рассказать, чтобы вы знали, как было дело.