Мама

— Маленький такой, а задира!

Для нее злодеем был именно маленький Димка.

На улице постояли немного.

— Мама, почему мы не идем?

— Сейчас пойдем.

Димок, Димок! Как тебе объяснить? Увлекло оскорб­ленное материнское чувство. Некрасивая все-таки полу­чилась картина: четверо взрослых упиваются злорадно слезами пятилетнего малыша!

Ага! Вот они выходят наконец: Батурин с покрасневшим от слез лицом и его расстроенная бабушка. Свора­чивают на бульвар. Очень удачно. Попутчики. Быстрыми шагами Светлана догнала их.

— Простите, ваша фамилия Батурина?

— Да.

У бабушки страх в глазах, как при встрече с разбой­ником в глухом переулке. Вела своего правой рукой, те­перь перехватила в левую, чтобы подальше от страшного Димки.

А Светлана ее под локоть:

— Осторожнее, скользко очень. Мальчики, вы бы шли вперед. Возьмитесь тоже за руки.

Димка вышел вперед — он привык слушаться. Поче­му-то послушался и Батурин — может быть, потому что побили его? Но за руки не взялись.

Бульвар недлинный, неизвестно, куда потом они свер­нут. За какие-нибудь три-четыре минуты нужно объяс­нить этой бабушке все. Главное — чтоб не обиделась. В конце концов, на карту поставлена Димкина вера в че­ловека, его прирожденный оптимизм. И еще...

— ...Вы меня правильно поймите, я не жаловаться вам хочу на вашего внука... Для чего я вам это все рас­сказываю? Я очень люблю детей — не только своих, вся­ких. Меня всегда очень волнует, когда что- нибудь не ла­дится в жизни у них... А начинаются эти нелады, поверь­те, иногда очень рано. И право же, я не знаю, кому было бы вреднее и кого тут больше жалеть: того, кто привыка­ет к шлепкам и царапинам в три года, или того, кто при­выкает царапать в пять лет. То есть я хочу сказать: ца­рапать безнаказанно, царапать тех, кто слабее его!

Бульвар кончился. Бабушка не успела сказать ни од­ного слова. Ребята шли теперь уже не впереди, а по бо­ковой дорожке, любовались автобусами и грузовиками.

Димкин голосок:

— А ты «Волгу» видел? Батурин — снисходительно:

— Конечно, видел.

— А милиционеры ночью спят? —Конечно, нет.

Ого! Прогресс! Теперь — закрепить достигнутое, не снижать взятых темпов!

— Вам теперь куда?.. Простите, как ваше имя и от­чество?.. Ольга Васильевна, если бы вы знали, как мне хочется, чтобы наши мальчики подружились! Вы в вы­ходной где гуляете? Скажите, а можно, мы с Димкой как-нибудь за вами зайдем?

Бабушка не выдержала наконец — улыбнулась при­ятно.

XXXII

Школа, в которой начинала работать Светлана четы­ре года назад, была одна на весь район — учились там и мальчики и девочки. А на новом месте, совсем недалеко друг от друга,— две школы: одна прежде была мужская, другая женская. Совместное обучение ввели опять толь­ко год назад. Ребят и девочек перетасовали, как карты в колоде, и почти все были этому рады. Почти, но не все.

Летом еще, когда стала устраиваться на работу, Светлана зашла сначала в школу — бывшую «мальчико­вую».

Но там можно было взять только четвертый класс, а хотелось начать с первого, чтобы не расставаться весной, так и вести своих малышей с самого первого школьного дня.

Директор вроде понял, кивал головой. Голова черная, с проседью, крупные морщины около губ, рот большой, твердый, властный. И руки большие, властные.

Уходила с сожалением — директор понравился. И он ее отпустил, видимо, тоже с сожалением, после трехми­нутного разговора.

Уходя, спросила:

— А вы довольны, что опять вместе мальчики и де­вочки учатся?

Чуть усмехнулся уголком твердого рта:

— Не жалуемся.

В бывшей женской школе можно было начать с пер­воклассников.

Нина Александровна, директор, любезно привстала навстречу, приветливая, спокойная, величественная даже.

— Почему вы не работали эти годы?

— Ребята у меня.

Удивленно переспросила:

— Ребята? Сколько же их у вас?

И — уже почти с материнской нежностью:

— Молоденькая такая!

Нина Александровна тоже понравилась... Завуча не видела еще, был болен, но, говорят, приятный старик и хорошо с ним работать. Итак, до первого сентября!

Первое сентября — день совсем особенный. Начало работы — и в то же время праздник. Жалко, что кончи­лись каникулы,— и весело войти в класс. Даже самые шалуны невозможные утром первого сентября как-то еще сдерживаются и кажутся хорошими, как все.

А уж первоклассники — такие трогательные, такие милые! Даже на переменках не решаются бегать и шу­меть, как настоящие школьники!

Первый урок в первом классе — это наслаждение! Вот они собрались, еще не знающие друг друга, такие не­опытные, такие домашние! Во все глаза, во все сорок пар глаз, ясных детских глаз, голубых, серых, темно-коричне­вых, смотрят на тебя — и ждут. Они готовы полюбить тебя с первого дня. А ты их уже с первого взгляда полю­била.

Приятно знакомое чувство собранности, уверенности в себе. Три года не входила в класс, и было, конечно, волнение: как войду, как на меня посмотрят, возьму ли сразу правильный тон, не растеряла ли чего-нибудь за эти годы?

Нет, не растеряла, а может быть, даже кое-что и при­обрела.

Как звучит голос — нравится самой. Движения точны. И так увлекательно во время этой первой беседы с клас­сом каким-то боковым чувством и боковыми мыслями давать ребятам первые характеристики на лету. Потом будет интересно проверять себя: угадала или ошиблась?

Вертится худенький мальчуган у окна — трудно с ним будет: чем заинтересовать такого? Главная беда — тупо­ват, видимо, бедняга, если ему уже сегодня интереснее смотреть назад, чем вперед!

Слишком спокойно и быстро поднял руку черноволо­сый мальчик, переутюженный мамой, выделяющийся сво­ей аккуратностью даже в этот первый день, когда отгла­жены все. Слишком четко и без смущения ответил на вопрос. Учиться будет хорошо, но... не мешало бы ему немножко застенчивости.

Бело-розовая девчушка с прямым носиком и светлой пальмочкой волос, стянутых бантом над головой. Зашеп­талась с соседкой. Пришлось сделать замечание. По­краснела ужасно, стоит, лапочки дрожат на крышке пар­ты... Со стороны смотреть — и то жалко, а ей-то каково: она-то видит себя в самом центре!

Теперь не упустить момент, заметить, когда она под­нимет руку, дать ей ответить хорошо, похвалить.

Ведешь урок дальше, а ее не упускаешь из виду. Так и есть. Самолюбива и старательна. Вот уже тянется вверх ручонка... Эх, опустила, засомневалась в себе. Теперь нужно посмотреть прямо ей в лицо,