Мама

лезвие сломано у ос­нования.

— А-а! — разочарованно протянула Светлана.— Что же они говорили: «С финкой бегает»?

Воронцов еще раз фыркнул с чувством презрительно­го превосходства.

— Так ты просто нарочно, напугать хотел?

— А чего они пристают?

— Кто — они?

— Девчонки.

Димкин садик уже был через два дома, полминуты разговора, не больше.

— Я знаешь отчего про финку спросила? Моего му­жа этой весной бандит финкой ранил.

— Бандит? Этой весной?

Воронцов помолчал немного, ужасно заинтересован­ный.

— Ваш муж военный?

— Да. Майор.

— Так это он бандита задержал? Вот что суд был недавно.

— Да, он. Слушай, ты не очень торопишься, подожди меня здесь, я за мальчиком зайду, очень быстро.

Светлана исчезла за широкой дверью с веселой над­писью «Детский сад».

Воронцов остолбенело застыл у крыльца, в одной ру­ке портфель, в другой — яблоки. Светлана была уверена: уйти не сможет, об истории с Новиковым знали в городе все — и взрослые и дети.

И снова шли по бульвару, на этот раз в обратную сторону. Шли втроем: по левую руку Воронцов, прико­ванный любопытством, по правую — Димка. Димок чири­кал без умолку, рекламировал отца, видимо стараясь придать себе вес в глазах большого мальчика.

— Мой папа был на фронте и убивал войну. Он побе­дил войну. Папа одной рукой стрелял, а другой спасал! Товарищей, целую роту!

Светлана спросила:

— Я тебя не очень задерживаю? Может, тебе домой пора? Мама не будет сердиться?

— Мама-то?.. Нет, не будет.

Ага, значит, мама есть... Одет чистенько, аккуратно... Заботливая, добрая мама, которую он в грош не ставит.

В переулке, через площадь, красное кирпичное зда­ние — бывшая «мальчиковая» школа.

— Ты прежде в этой школе учился?

— Да, в этой.

Вспомнился директор, симпатичный такой, он еще сказал: «не жалуемся», про совместное обучение. Воз­можно, когда составлялись списки для перевода в быв­шую женскую школу, директор — все мы люди! — не то­ропился включать в эти списки самых кротких мальчи­ков, самых ангелоподобных...

Переходили из школы в школу ребята, переходили учителя... Перешла из школы в школу репутация Ворон­цова, а репутацию нужно поддерживать... И весело слу­шать, как девчонки визжат...

Или все было иначе: там — твердая рука директора, здесь — помягче, Нины Александровны... Кто знает?

— Мама,— спросил Димок,— а папа уже вернулся?

— Думаю, что вернулся.

Костя, на счастье, был уже дома. Костя иногда очень здорово все понимает.

Представила:

— Вот это Леша Воронцов, ученик нашей школы, а это — мой муж.

Подмигнула, покосилась на гостя — нужен, мол, муж­ской разговор. И в кухню вышла — ужин подогреть. По­том обратно в комнату — и в кухню опять...

А у них, у троих, начался мужской разговор, в кото­рый Маринка, вышагивая по кроватке в белых ползун­ках, изредка вставляла свои замечания.

Воронцов сначала застеснялся, но сел ужинать, ябло­ко съел. Потом встал:

— Спасибо. Мне домой пора все-таки.

— Приходи.

 Прощаясь с Костей, Воронцов вдруг сказал совсем другим голосом, как-то печально и гордо:

— Мой папа тоже майором был.

Светлана проводила его до двери. Вернулась в ком­нату задумчивая.

Леша Воронцов, твой папа тоже был на войне, и уби­вал войну, и война убила его. И не с кем тебе теперь вести мужской разговор...

Но ведь это же объяснение, а не оправдание.

Самые трудные классы — пятые, шестые. И меньше всего в них ребят. Вдвое, втрое меньше, чем в других классах.

И у половины ребят в классе нет отцов. Дети военных лет. Им труднее учиться, нервные они, слабее здоровьем.

Но выходили сейчас мальчики из школы — как раз эти классы, пятые, шестые,— и все руками открывали дверь, ногой вышиб дверь только один.

Костя спросил:

— В каком классе этот парень учится?

— В пятом.

Он усмехнулся:

— У тебя вроде первый класс?

— Первый. Ну и что?

— Жадная ты у меня, вот что!

Димка удивительно памятлив на слова. Вечером спросил:

— Мама, а для чего бандиты родятся?

— Какие бандиты?

— Ну, вот Леша говорил, что папу ранил бандит. Для чего они родятся?

— А бандиты вовсе и не родятся, Димок.

— Не родятся? А кто же тогда их делает?

Да, вот именно: кто?

Зазвонил в передней телефон.

— Светлану мне... Светлана, это ты?..

Взволнованный голос Тони Бобровой:

— Светлана, он меня выгоняет с ребенком из дома!

— Что, что? Кто выгоняет?

— Да Сашка же, черт, меня из дома выгоняет с ре­бенком! Светлана, можешь ты сейчас к нам приехать?

Это она, как Саша выражается, уже «перешла на визг».

— Могу, если надо... (Тетради, тетради — восемьде­сят штук!) Да что случилось у вас?

Неожиданно — Сашин голос:

— Врет она все, не слушай ее, Светлана, дуру пси­хованную! А впрочем, приезжай, может, хоть тебя посты­дится!

Опять Тоня вырвала трубку:

— Приезжай, он меня чуть не убил сейчас!

Костя тоже вышел в переднюю, морщится:

— Что там у них? Давай я поеду.

— Нет уж, зовут меня — лучше я.

Автобусом — шесть остановок, да пока собиралась, пока ждала автобуса — сколько времени могло пройти? Полчаса? Сорок минут?

Тоню и Сашу встретила у подъезда их дома.

Тоня — нарядная, в новом пальто, новой шляпке, бе­лый капроновый шарфик вокруг шеи...