внешне она жуткая уродина и возбуждает не так сильно, как ты надеялся.
Миша вынырнул из беспорядочных серых кварталов и теперь шел по улице от дома, где жили несчастные женщины Кругловы, озираясь вокруг и пытаясь отыскать верный путь. Транспорта в этом конце города было немного – лишь маршрутное такси и пара рейсовых автобусов. На конечной остановке, возле дорожного кольца, сейчас стояли две пустые желтые «газели», ожидали пассажиров. Разумеется, Кремер там не было.
«Брось, чудик, – отмахнулся Михаил, – неужели ты думаешь, что она ездит на общественном транспорте? Кстати, а на чем она ездит, кто-нибудь вообще помнит?»
Миша остановился, зажмурился, потер левый висок, но вместо нужной информации в голову пришел какой-то бред: ему показалось, что следом за ним бегут два телеоператора и снимают все, что он делает. Реалити-шоу в действии! Матч состоится в любую погоду, ха-ха!
Он открыл глаза, обернулся.
Оператор был один, он стоял в двадцати шагах позади и действительно снимал. Увидев, что его засекли, он слегка опустил камеру, виновато улыбнулся, приподняв плечо, и снова приник к видоискателю. Конечно, его дело маленькое, он будет снимать и во время Всемирного потопа, не задумываясь о том, на каком канале сможет показать отснятый материал.
– Чертовы идиоты, – пробормотал Миша. Запретить парню работать он не мог, но пообещал себе, что обязательно врежет Садовской, когда все это закончится… Так, а теперь нужно заняться делом.
Он вынул телефон, набрал номер Баранова. Валентин откликнулся моментально, словно ждал звонка с аппаратом в руке.
– Слушаю тебя, Миш! Ты ее догнал?
– Я в процессе. Подскажи мне, на какой тачке она ездит?
Валентин ответил не сразу. Очевидно, вопрос застал его врасплох. В трубке долго кто-то с кем-то шушукался, потом Валентин выпалил:
– Черная «королла»! Только, старик…
– Что?
– Она на стоянке перед домом.
– То есть?
– Кхм… Вполне возможно, что она может где-нибудь прогуливаться неподалеку. Мне выйти на помощь?
– Нет! – поспешно ответил Михаил. Только Баранова ему здесь не хватало с его ментовскими прихватами! – Продолжайте снимать испытание и наблюдайте, как все проходит. Кстати, что с Шайдуллиным?
– Не волнуйся за него, он пришел в себя. Медики, правда, отправили его домой. Он тебе нужен?
– Пока нет. Ладно, все, отбой.
Миша отключился и снова осмотрелся. Оператор продолжал снимать. Миша махнул ему рукой, чтобы тот не сильно к нему прилипал. Оператор кивнул.
Так, куда ушла эта тетка? И зачем, кстати? Если она настолько уверена в своей неуязвимости и непогрешимости, что после своих «артобстрелов» никогда не покидала площадки и самодовольно крутилась рядом, то почему она сбежала сейчас? Потому что я вклинился в ее передачу? Она почувствовала вторжение? Черт, черт, черт…
В очередной раз Михаил почувствовал недостаток опыта и нехватку знаний. Он до сих пор не понимал до конца, как это все работает, и не знал всех своих возможностей. То, что он сотворил сегодня со своим другом Рустамом Имрановичем, вообще путало все карты. Зачем? Почему?
Он повернулся к оператору, замер и уставился прямо в объектив, чуть прищурив глаза, – точно так же, как полчаса назад во время съемок программы делал это Шайдуллин. Оператор держался несколько секунд, потом отпрянул от видоискателя, опустил камеру и отвернулся. Кажется, ему подурнело.
«Прекрасно, – подумал Михаил, – теперь и я умею. Интересно, насколько сильно?»
Он закрыл глаза, попытался вызвать в голове образ Людмилы Кремер.
У него получилось сразу.
Да, вот она… та самая «дама из лифта», оставившая после себя лишь запах духов. Вот ее глаза, черные и глубокие, как океан. Вот ее руки, вот ее пальчики, белые и холодные, тонкие губы со слегка приподнятыми, словно в насмешке, уголками, голос… Миша поймал себя на мысли, что совсем не помнит ее голоса. Пожалуй, он даже и не слышал его. Кремер всегда в стороне, всегда в созерцательном молчании, с книжкой на коленях или мечтательно глядящая непроницаемым взглядом куда-то вдаль. Неприступная Черная Дама.
«Я тебя вижу», – подумал Миша.
«Молодец, – ответила Кремер. – Иди ко мне. Знаешь куда?»
«Знаю».
«Хорошо. Жду».
Съемки продолжились. Вслед за Шайдуллиным на площадку вышла Фатима Кабирова. Ей не нужно было изображать крайнюю степень напряжения, ей не нужно было играть на камеру, тем более что она даже и не знала, как все это делается, ибо никогда не посвящала телевизору времени больше, чем того требует большая многодетная семья беженцев из Средней Азии.
Она просто работала. Садовская не могла нарадоваться, а скептик Баранов впервые за долгое время пожалел, что не взял с собой свой фальшивый амулет.
Женщина просто ходила по комнате, время от времени закрывая глаза и делая какие-то странные пассы, и говорила, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Много смерти… Много плакали… Мужчин нет в доме, не могут тут мужчины жить и не будут… Но порчи не вижу… Любви нет… любить надо было и жалеть надо было… Порчи нет… Нет порчи…
Хозяйки квартиры, разумеется, потеряли дар речи. Антонина, кажется, готова была прервать испытание, но психолог Пивоваров знаком попросил ее не вмешиваться.
Садовская и Баранов тихо перешептывались в аппаратной.
– Они услышали не то, что хотели, – пояснила продюсер. – Такое случается постоянно: они будут носить на руках тех экстрасенсов, чьи выводы совпадут с их собственными, и наоборот – могут распять тех, кто скажет что-то неприятное.
Баранов грустно усмехнулся:
– Вряд ли стоит их за это упрекать.
– Никто и не упрекает. Но ты не хуже меня знаешь, что чаще всего люди заслуживают то, что имеют. Наказания без вины не бывает – так, кажется, у Жеглова?
– Согласен. Но я лучше тебя знаю, что иногда наказание не соответствует степени вины.
Садовская предпочла не продолжать дискуссию. О правых и виноватых она подумает как-нибудь потом, когда все это благополучно закончится, в своем теплом кабинете с бокалом коньяка в руке.
Сейчас ее больше беспокоил результат поисков Михаила Поречникова.
Людмила Кремер сидела на скамейке в одном из дворов в паре кварталов от дома Кругловых. Здесь были все те же серые дома, потрескавшийся асфальт, унылые детские качели, пустые песочницы и все те же серые лица жителей окраины. Немудрено, что именно в этих депрессивных кварталах и совершаются самые жуткие преступления.
Черная Дама выглядела посреди этого серого пейзажа каким-то загадочным цветком, и элегантный темно-синий брючный костюм только подчеркивал ее чужеродность. Она сидела на краю бревенчатой скамейки – неожиданно чистой для сегодняшней слякотной погоды, – курила длинную сигарету и рассматривала окна дома напротив. Кажется, она никуда не спешила и никого не ждала. Как будто просто отдыхала.
– Добрый день еще раз, – сказал Михаил, останавливаясь справа от нее и чуть-чуть позади.
Она повернулась к нему, улыбнулась (едва ли не впервые за время их знакомства) и жестом пригласила присесть.
Миша медлил.
– Я не кусаюсь, – заметила Людмила, – да и в вас нет ничего ненормального. Отчего бы нам не посидеть и не пообщаться?
