1830 года старшине общины Гейнеману поручили заказать проект новой церкви.
В это время столица интенсивно застраивалась. Существовал в ней и особый архитектурный «Комитет для строений», который рассматривал проекты для новых домов и исправлял их. Основал его Александр I, который захотел, чтобы Петербург был красивее всех посещенных им столиц Европы. Наверное, старшине Гейнеману было бы нетрудно найти подходящего архитектора здесь, в Петербурге. Но он заказал проект Рафаэлю де Ригелю — «рыцарю и архитектору из Рима».
Уже в августе этого же года де Ригель представил проект на благоусмотрение Церковного совета. Почтенные советники, наверно, были поражены. Рыцарь и архитектор далеко вышел за пределы поставленной перед ним задачи — построить на пустующем месте церковь. На своих чертежах он изобразил красивое трехэтажное здание, расположенное по периметру внешних границ участка. Существующие дома сносились. Новую церковь архитектор поместил на месте старой кирхи. Она была прямоугольная в плане, под куполом; фасад и портал ее были обращены к Мойке.
Смелая идея де Ригеля воодушевила Церковный совет, и он согласился строить дом и церковь по проекту архитектора из Рима. Но «во избежание риска» решил все же «передать этот проект Академии художеств на исследование». Ректору академии A.A. Михайлову не все понравилось в представленных чертежах. Он нашел, «что для этого места сооружение слишком вытянуто, а церковь надо ставить не на Мойке, на проспекте». Голландцы предложили де Ригелю исправить свой проект в соответствии с пожеланиями ректора, но тот отказался.
A.A. Михайлов был к тому же непременным членом вышеупомянутого Комитета для строений. Теперь проект не получил и необходимую для начала постройки утверждающую подпись директора.
Директором комитета был тогда П.П. Базен, который, вместе с тем, являлся и директором Института инженеров путей сообщения, где преподавал архитектуру уже составивший себе имя П.П. Жако. Последнее обстоятельство имело, очевидно, свое значение для последующего неожиданного развития событий. Протокольная запись от 5 марта 1831 года рассказывает об этом так: «Господин Павел Жако, архитектор на службе его величества нашего императора, профессор института путей сообщения и рыцарь, по собственному побуждению обратился через господина диакона Иоганеса Бекера к Церковному совету с просьбой рассмотреть его проект церкви для нашей общины вместе с церковным домом, не требуя для себя никакого вознаграждения в том случае, если его проект Церковным советом будет одобрен».
Проект, который был предложен неожиданным соперником де Ригеля — новым «рыцарем и архитектором», — также предусматривал трехэтажную постройку по всей длине церковного участка, но церковь (круглая в плане) была в нем размещена на середине большой церковной площади, перед Невским проспектом.
Прихожане Голландской церкви голосовали за то, чтобы принять проект Жако (кстати, реформата по вероисповеданию) и передать ему надзор за строительством. Комитет для строений также не замедлил с утверждением чертежей Жако, и уже в том же 1831 году на участке голландской реформатской церкви развернулись большие строительные работы.
По указу Николая I на отстройку Голландской реформатской церкви была выдана ссуда в 300 тыс. рублей.
Что же касается побежденного де Ригеля, неожиданным ударом выбитого из седла, то ему «за планы» была выплачена вся ранее оговоренная сумма — 18 700 рублей.
Библиотекари против актеров
Из предыдущего рассказа мы узнали о схватке рыцарей-архитекторов у Зеленого моста: каждый из них хотел, чтобы ему было поручено построить здание Голландской церкви на Невском проспекте. Это было в позапрошлом, XIX веке. Но и в более близкое к нам время схватки на этом месте тоже происходили. Естественно, со своей спецификой, с другими героями и проблемами…
С января 1918 года в Петрограде частная собственность перестала быть священной и неприкосновенной: у домовладельцев стали забирать дома. Процесс этот происходил довольно спокойно. Не было при этом ни вооруженных матросов или красногвардейцев, увешанных лентами с патронами, ни грозных революционных мандатов. Перераспределение собственности в то (как и в наше) время происходило вследствие вновь возникших экономических и законодательных обстоятельств. Городская дума 20 декабря 1917 года приняла решение: «установить единовременный дополнительный сбор с недвижимого имущества в пользу города». Размер этого налога определялся в размере 15 % от оценочной стоимости строения. Постановлением определялось: «В случае невнесения в указанные сроки дополнительного единовременного сбора и уклонения от несения текущих расходов по содержанию своих недвижимых имуществ… виновные подвергаются конфискации всего имущества в пользу Петроградского городского управления недвижимых имуществ». Таких больших свободных денег у большинства домовладельцев не было. Нужно было также платить все возрастающие налоги. Содержать свой собственный дом стало не по карману. С апреля в «Красной газете» стали публиковаться длинные списки конфискованных домов.
В этот процесс оказался вовлечен и дом Голландской реформатской церкви: богатые прихожане покинули город. Сначала церковный совет вынужден был расстаться с жилыми корпусами дома, а 9 ноября 1926 года член совета, старшина Ф.И. Грус, передал властям и центральную часть здания с большим церковным залом.
Обширные богатые квартиры в доме «уплотнили». Новые жильцы переехали сюда из подвалов и рабочих казарм. Таким образом тогда решался жилищный вопрос. Что касается встроенной в дом церкви с ее большим круглым залом, то первоначально покинутые помещения облюбовал для себя кукольный театр, но затем в Управление недвижимых имуществ поступило заявление от Государственной публичной библиотеки с просьбой передать ей бывший церковный зал. Эту просьбу поддержала «Главнаука» и ее реставрационные мастерские, обеспокоенные сохранностью ценного здания. Вопрос, казалось, был решен, но тут возник неожиданно новый претендент на голландское наследие.
После окончания Гражданской войны театральная жизнь в Ленинграде расцвела. Продолжали восхищать публику старые, дореволюционные театры, возникали десятки новых театров — разного происхождения и направления. В 1928 году среди «студийных», «передвижных» театров появился и «Театр актерского мастерства имени Л.С. Вивьена» (ТАМ), пожелавший приобрести для себя стационар у Зеленого моста через реку Мойку.
То, что театр носил имя его основателя, было обычным для того времени. Сам Леонид Сергеевич принадлежал к ведущим артистам Госдрамы — Государственного академического театра драмы (быв. Александрийского), — был учеником знаменитого В.Н. Давыдова. Вместе с тем он преподавал в Техникуме сценических искусств. Из выпускников его мастерской и была составлена труппа ТАМа.
Л.С. Вивьен был обаятельным человеком. Е.В. Юнгер, рассказывая о времени, проведенном в Театральном училище, вспоминала: «Все девушки были чуть-чуть влюблены в Леонида Сергеевича Вивьена…» Наверное, эти положительные качества Вивьена и его умение воздействовать на начальствующих лиц и привели к тому, что в конце концов не Публичная библиотека, а Театр актерского мастерства получил помещения бывшей Голландской церкви.
В своем театре Л.С. Вивьен был одновременно и режиссером, и директором. Вместе с тем он продолжал быть героем первых ролей на сцене Госдрамы, легко балансируя на грани резко сменяющихся стилей — мелодрамы, буффонады и лиризма. Может быть, из-за такой занятости своего шефа ТАМ в свой первый сезон 1928/29 года смог поставить лишь две пьесы.
Прежде всего, это была «Высшая мера» Л. Никулина. Этой пьесой ТАМ вступал в спор с БДТ, поставившим современную драму, в которой высококвалифицированный специалист и профессор оказался
