Она знала, что, когда служанка окликнула Джиневру, нёсшую девочке кружку с молоком, и та поставила кружку и отошла, Анна была рядом…
Она всё знала… и ждала.
16
Яд
Белинда не спала в эту ночь. Она даже не легла в постель. Покрывало с чёрными драконами было нетронуто.
Она сидела в кресле, неподвижно — далёкая, точно сосна на скале; и только ресницы её чуть заметно дрожали, отмеряя секунды вместе со стрелкой часов.
Наконец она подняла глаза на окно — и увидела, как в призрачно-серой пропасти неба выпадает кровавая роса зари. Начинался рассвет.
Рассвет её последнего дня в этом доме… этом времени… этом мире.
Дверь распахнулась. Белинда слегка повернула голову. Это, конечно, была Джиневра. Но на сей раз её было трудно узнать. Лицо побледнело до голубизны; из груди вырывался какой-то свист, как будто лёгкие были разорваны; губы беспомощно плясали, а глаза…
— Я не знаю, кто вы и зачем вы здесь, — прохрипела Джиневра. — Но — если вы — хоть что-то — можете сделать…
- Что случилось? — ровно спросила Белинда, хотя она прекрасно знала — что.
— Девочка… — Джиневра зажмурилась. — Она… она, кажется… — её посиневшие губы никак не могли выговорить это слово. — Она … мертва…
Белинда встала.
— Пойдём, — бросила она.
Джиневра кинулась к двери, но Белинда, слегка покачав головой, сжала её ладонь, — обмякшую, словно перчатка, — и они оказались в детской.
Девочка лежала в кроватке… мёртвая. Её личико было гладким, спокойным, — она умерла во сне.
Они услышали смех.
В дверях детской стояла Анна. Она точно собралась на воскресное богослужение, — идеально гладкие волосы, строгое платье глухо застёгнуто до подбородка. Воплощение приличий и целомудрия.
Только смех её был сумасшедшим.
— Это я… я убила её! — произнесла она срывающимся голосом. — Я… я её отравила! Я сделала это! Сделала!
В её глазах горело ликование. Она ощущала себя обновлённой, великой. Это был час расплаты за всё её серое, бессмысленное прозябание. Теперь она знала, зачем появилась на свет, зачем жила, зачем молча сносила, скорчившись в тёмном углу, все страдания и унижения. Её целью было убийство этого ребёнка — воплощения зла, бездушной, проклятой нечисти. И она сделала это. Сделала. Святая Анна, не убоявшаяся зла.
— Это уже не жалкий поступок, не так ли?!
Прозвучал оглушительный вой смертельно раненой медведицы. Джиневра бросилась на Анну и повалила на пол, подмяла под себя, молотя головой о стену.
Белинда следила за экзекуцией Анны с плохо скрываемой улыбкой. Сама бы она конечно, никогда не дошла до такого; но смотреть, как это делает Джиневра было… скажем так, довольно забавно.
Правда, Анна, разорванная на кусочки или даже без сознания, не входила в её планы. Поэтому Белинда не без сожаления щёлкнула пальцами — и Анна с Джиневрой разлетелись по разным углам.
Анна с трудом поднялась; один глаз у неё заплыл, из разбитой губ сочилась кровь.
— Делайте со мной, что хотите… ведьмы… — пробормотала она. — Мне теперь всё равно. Я сделала то, что должна была сделать.
— Всё, что хотим? — повторила Белинда. — Соблазнительное предложение. Правда, у Джиневры возможности довольно ограничены — а вот я действительно могу с тобой сделать всё, что захочу. Надо подумать…
— Ты — само зло! — прошипела Анна.
— Возможно, — усмехнулась Белинда. — Только, знаешь ли, это ведь так относительно… Для тебя — я само зло, для меня — ты. Но, знаешь, в чём разница? Сколько столетий я не живу, ни разу не травила маленьких детей.
— Да, я её отравила… — Анна вновь рассмеялась. — Я…
— Должна тебя огорчить… — с притворным сожалением вздохнула Белинда. — Полно, Анна… Неужели ты думаешь, что человек, тем более такое ничтожество, как ты, может вот так просто взять и убить кого-то из Чёрного рода?
— Я убила её, — тупо повторила Анна.
— Да, — согласилась Белинда, — но надолго ли? Да вот уже… смотри.
И она небрежно кивнула в сторону детской кроватки.
Девочка открыла глаза.
Джиневра, смеясь и плача, бросилась к ней. Анна забилась в угол и стала медленно сползать по стене. Потом её тело разом обмякло, и она соскользнула на пол, как марионетка с обрубленными нитями.
Джиневра, не веря своим глазам, протягивала руки к ожившей девочке. И вдруг…
Девочка таяла в воздухе. Сперва она засветилась — бледным неровным светом, точно медуза на дне океана. Кожа стала полупрозрачной. Глаза потемнели, превращаясь в густые зелёные омуты тайны. Волосы чуть задрожали, как нити плюща, которых касается ветер.
В детской запахло пряными травами, сладкой смолой, дубовой корой, нагретой лучами горячего солнца…
Занавески вздохнули, впуская янтарный свет.
Тёплый шёпот, затихая, пробежал по комнате.
Кроватка была пуста.
Белинда провела рукой по глазам.
— Так… — произнесла она. — Я должна была догадаться…
— Где она? — одними губами спросила Джиневра.
— Там, где её место. Дух леса вернулся в лес. Возродившись, она вновь стала эльфом.
— Эльф… — эхом повторила Джиневра.
— Я знала… — Она говорила то ли с Джиневрой, то ли с самой собой. — Я знала, что Анна её убьёт. И я знала, что она возродится — ведь двести лет спустя она будет жива. Но я не знала, что будет с ней после второго рождения. Теперь я знаю. И я знаю, где её искать. Больше мне нечего здесь делать.
— Анна… — Джиневра вяло кивнула на неподвижное тело в углу. Не человек — половая пыльная тряпка.
— Мертва, — спокойно сказала Белинда.
— Это вы убили её?
— Я? Нет. — Белинда почти оскорбилась. — Стала бы я марать руки. И потом, я ведь всего лишь зритель. Убить её — значило хоть что-то изменить. Нет, я ни при чём. Просто возрождение — это магия. Тёмные силы выходят наружу, когда происходит такое. Анна была слишком слаба и жалка. Сила Чёрного рода, возродившая дитя, убила её. Вот и всё. — Она равнодушно пожала плечами, давая понять, что этот вопрос не стоит столь подробных комментариев.
— Что я скажу Эдгару? — спросила Джиневра.
— Ну, полагаю, смерть Анны не слишком его огорчит. А что до ребёнка — вы же оба ощущали, что это не ваше дитя… что он дано вам лишь на время. Верно?
— Да…
