идеями.
В политическую программу НТС входили: твёрдая центральная власть – надклассовая и надпартийная; обеспечение личных свобод и равенство всех перед законом; свобода экономических отношений и частная собственность. Гестапо начало репрессии против членов Союза с лета 1943 года, а к осени 1944 в немецких тюрьмах и концлагерях сидело около 200 членов НТС, около 60 из них погибло.
В современной России НТС как организация не зарегистрирован, что не противоречит законодательству РФ. НТС поддерживал избрание первого Президента России, как начало нового пути страны, не является радикальной организацией, не осуществляет экстремистских действий и не призывает к ним, никогда не называл Российскую Федерацию тоталитарным государством. Идеал НТС: право, свобода, солидарность».
НТС стремился к изменению конституционного строя до 12 декабря 1993 г., когда была принята наша нынешняя конституция, за которую члены НТС не только голосовали, но в подготовке которой и участвовали. Так что это полностью НАША конституция.
На международной арене дискредитируют РФ именно совпатриоты, не желающие признать злодеяния советской власти и отречься от них.
А что касается устойчивости нашего общества, то шаткой она стала именно из-за попытки совместить несовместимое – демократические ценности и советское наследие. Вот за отказ от последнего мы и ратуем – во имя устойчивого общества, с глубокими, а не советскими корнями.
Приведём ключевую фразу из Устава НТС, и Устава Содружества «Посев» о том, в чём заключается их миссия:
«Представлять и развивать в послесоветской России положительные ценности исторической России и 70-летнего сопротивления коммунизму в России и в эмиграции».
ФИЛОСОФИЯ И МИРОВОЗЗРЕНИЕ
Валерий Сендеров.
Непоследняя битва
1 марта 1881 года Александр II одобрил предложения комиссии Лорис-Меликова, окончательная редакция объявления о созыве депутатских комиссий должна была быть подписана через 3 дня. Час спустя бомба террориста Гриневицкого изменила путь истории, прервав ход российских реформ.
С таким описанием роковых событий мы сталкиваемся нередко. Да как же ещё и описывать их? Кажется, так ясно: получили бы мы через три дня Конституцию… Но в контексте эпохи цепочка событий – как состоявшихся, так и находившихся словно бы на пороге – смотрелась не совсем так, как из сегодняшних дней. И вовсе не были столь оптимистичны оценки современниками, сподвижниками Александра, открывающихся перспектив… Но мы не будем их пока приводить: больно уж они покажутся неожиданными и парадоксальными. Попытаемся прежде разобраться в ситуации в России на ключевом перевале её судьбы. Начнем с простейшего уточнения: преобразования вовсе не были решительно «зарублены» новым царём. Какие-то он прервал, какие-то продолжил. Понижение выкупных платежей и переход к обязательному выкупу, учреждение государственных ипотечных банков, законы о переселениях крестьян… Это и многое другое было очевидным развитием реформ 60-х годов. При неприязни к отставленному военному министру Милютину царь оставил в неприкосновенности плод его трудов: преимущества нового устроения армии были очевидны. Существовало даже мнение, что к концу жизни Александр III готов был окончательно встать на реформистский путь. Так считал Сергей Витте, весьма компетентный и информированный человек. Нет, преобразования не были фактически прерваны. Изменилась лишь, как сказали бы сегодня, сама парадигма российских реформ. Именно, реформы продолжались. Но происходило это уже в другой, новой стране.
Другая страна. «Другая, новая»… Эти определения могут, конечно, показаться эмоциональным преувеличением. Давайте разберёмся в этом важном вопросе. Не стремясь к эффектной парадоксальности. Но если того настоятельно потребуют факты – не отмахиваясь от неё.
Когда в стране кардинально меняются: правящий слой и отношение к праву; идеология; внутренняя и внешняя политика – в их важнейших аспектах – вправе ли мы считать, что сама страна как таковая радикально переменилась? При этом новая страна может декларировать, афишировать свой разрыв с подменённой (так поступал СССР). Или же, подобно Третьему Рейху, не делать этого – в этом случае может даже существовать иллюзия сохранения прошлого… Посмотрим по пунктам: что и как изменилось в России при последних двух её царях.
Гениальным нововведением Петра было учреждение Табели о рангах. В допетровской истории мы видим в основном родовитых бояр. Но немало было и талантливых людей из низов, оказывавших государям важные услуги – подчас весьма сомнительного свойства. Петровские преобразования открыли дорогу к службе тысячам россиян: люди разных сословий теперь могли, служа в меру своих талантов Отечеству, продвигаться по чиновной лестнице. Это был своеобразный вариант цензовой демократии: охватывающие широкий слой народа возможности, стартовое равенство, зависимость положения в обществе от личных талантов и успехов. Но в России значимость фигуры определял не срок оседлости, не нажитое богатство – а успешная, либо долгая беспорочная, служба государству. И идея быстро привилась: петровское чиновничество стало орудием европеизации страны. Такая «вертикаль» имела, конечно, и существенные минусы; но трудно даже представить себе иной способ оцивилизовывания бескрайней России. А этот – работал. Нужные дела делались постепенно, огромным кропотливым трудом. И исторические деятели приходили в определённом смысле на готовое, рутинная работа часто бывала проделана «крапивным семенем» до них. На долю, например, великой Екатерины – великие выпали и дела. Ей не пришлось отвлекаться на многое, от упорядочивания финансов до повышения образовательного уровня духовенства. Всё это проделал при её «танцующих» предшественницах российский служилый класс.
Но и досталось же этому классу. Кто только не кидал в него грязь. После свержения России Временное правительство, не сомневаясь в либеральной лжи о «вечной российской коррупции», возжелало доказать эту самую коррупцию в верхах. Сколь «демократичными» методами действовали победители – узнаем из дневников левого эсера по убеждениям, секретаря Следственной комиссии Александра Блока. Каков же оказался итог трудов?
«Врасплох, совершенно врасплох был захвачен российский старый дом. И что же открылось? Истинно диву надо даваться, какие пустяки открылись! А ведь захватили этот дом как раз при том строе, из которого сделали истинно мировой жупел. Что открыли? Изумительно: ровно ничего!» (И. Бунин).
Но не клевета слева добила, деморализовала российский правящий слой. Запрещённая при Николае, славянофильская идеология основывалась на шельмовании «преграды». Отделявшей Царя от народа, народ – от Царя. Преградой же как раз и была «немецкая» (европейская, сказали бы сегодня) российская государственность. Имперский правящий слой. «Не русские», «не наши» люди: антинемецкая паранойя в России последних десятилетий не уступала антисемитской. Но последняя оставалась, за немногими исключениями, достоянием погромной черни; в клеймении же «кнуто-германской империи» Аксаков с Самариным не отставали от Герцена с Бакуниным.
Но – скажут нам – это всё-таки были лишь идеологические заклинания. Вряд ли их произносил сам царь; и у власти оставалась всё та же «немецкая» бюрократия… Оставалась ли? Посмотрим, как принимались в России решения. Важнейшие. Ну, например, – о вступлении России в мировую войну.
Бюрократия была решительно против, она понимала интересы страны. Считавшийся ограниченным служакой Дурново подал записку царю, с абсолютной точностью описав неизбежные последствия войны для России. Те же доводы выдвинул председатель кабинета министров Коковцев. Кто же тогда принял решение о начале войны для России? Пара приближённых царя, имена-то которых известны сегодня лишь специалисту. «Чувствую, что России будет от войны добро», – были их государственные доводы. Ясно, что
