– Хм… Щучку. Так он дома сейчас?
– Должен бы. Наверное, спит.
Санька Жердяй оказался мосластым парнем с синими тюремными наколками по плечам, на руках, на пальцах. Бритая наголо голова, постоянное цыканье, презрительно-злобный взгляд тюремного сидельца и кожа, словно припорошенная серой пылью.
– Ну, иди, давай. – Закинув на плечо карабин, Жердяй пнул пленника ногой, обутой в высокий армейский ботинок, и осклабился. – Вот уж не думал, что когда-нибудь вертухаем поработать придется. Знаешь, почему меня с тобой послали?
Макс хмыкнул.
– Потому что мне тебя, фраера дешевого, завалить, что свинью – раз плюнуть. И ты это, козел, знай! Шагай!
Идя через весь поселочек – недолго тут было идти, – пленник краем глаза примечал любопытные взгляды. Вот в домике шевельнулась в окне занавеска… вот от колодца скользнул любопытный женский взгляд… а вот из-за забора сурово взглянул Микол.
– Не туда смотришь, тварюшка! – неожиданно произнес конвоир. – Гляделки-то подними.
Максим поднял глаза… и вздрогнул. Прямо перед ним, на высокой раскидистой сосне, на толстом суку, покачивался на ветру повешенный! Самый натуральный висельник с выклеванными хищными птицами глазами. Неопределенного возраста мужик, судя по виду – бомж. Босые ноги повешенного казались каким-то скрюченными и неестественно белыми, а ногти на них были большими, синевато-желтыми. Целые когти…
Пленника едва не вырвало от такой жуткой картины.
– Что, не нравится? – мерзко захохотал Жердяй. – Попробуешь убежать – сам там же будешь висеть. Во-он на том суку, рядом.
– За что его? – тихо спросил Максим. – Картошку, что ли, у вас украл или грибы?
– Ага, попробовал бы! Мы его так просто… чтоб не бродил рядом! А то ходят тут всякие, понимаешь.
Уголовник снова захохотал, захихикал, потом подтолкнул Максима прикладом:
– Пошел!
Старая, давно развалившаяся ферма располагалась почти сразу за околицей, метрах в ста от поселка. Длинное приземистое здание с провалившейся крышей смотрело на мир пустыми глазницами окон. Вокруг все заросло каким-то кустами, деревьями, бурьяном, у самого входа – естественно, давно уже без дверей – валялся старый выцветший плакат: «Планы десятой пятилетки – выполним и…».
Наверное, дальше шло – «перевыполним», но тот кусок был оторван.
– Все, пришли. – Вытащив пачку сигарет, Жердяй закурил. – Вон – стена, вон – ломик… а вон там, у кустов, – тачка. Давай работай, не стой!
Пожав плечами, Тихомиров поплевал на руки и принялся сноровисто выламывать ломом кирпичи, выжидая подходящий момент, чтобы ударить этим ломиком по лысой башке Жердяя. Однако тот вел себя осторожно, слишком близко не подходил – уселся на бревнышко, примостив карабин на коленях. И глаз не спускал, гад! Что бы там ни говорили про уголовников, а этот к порученному делу отнесся со всей ответственностью, видать, все же побаивался Микола. Интересно, кто такой этот Микол? Староста?
– Все! – Обернувшись, Максим кивнул на груженую тачку.
Конвоир быстро поднялся:
– Лом положи… тачку бери… Все – покатил! Что, тяжеловата повозка?
Действительно, тяжеловато. Особенно на ухабах и вот, по луже…
Пленник выругался:
– Глина… черт…
– Вези, вези!
Аккуратно сложив кирпичи у ворот – вот они зачем, строить стенку, точнее сказать, достраивать, – Максим устало опустился на корточки.
– Эй, фраерок! Хватит спать! Хватай тачку.
– Погоди… дай передохнуть чуток, не машина ведь.
– Я тебе сейчас передохну… так передохну, что… А ну встал!
– Что за шум, Жердяюшко? – со стороны поселка к воротам подходил Микол, одетый на этот раз цивильно – в темно-серую пиджачную пару с белой рубашкой, при галстуке и в шляпе, правда, брюки были заправлены в высокие резиновые сапоги.
– Да вот, тварюшка работать не хочет, – тут же пожаловался конвоир. – Говорит, устал.
– Устал, так пристрели, – поправив шляпу, равнодушно посоветовал Микол. – Новых бомжей словим. В общем так, я – в город, болотами, вернусь завтра. Смотрите, чтоб все тут без меня…
– Сделаем, господин староста!
Староста… так вот, оказывается.
Максим вот только сейчас разглядел его лицо – маленькое, сморщенное, словно моченое яблоко. И глаза – узкие, белесые, пустые. Такой убьет, не задумываясь. И как зовут – не спросит.
– Ну, я пошел. – Махнув рукой, Микол деловито зашагал к лесу.
– Ну и упырь этот ваш староста. – Не выдержав, Тихомиров покачал головой.
– Он не упырь, – неожиданно тихо отозвался Жердяй. – Он – справедливый… – Сказал и, словно опомнившись, крикнул: – Ну?! Слыхал? Так что сидишь-то?
И снова лом, и снова битые кирпичи, тачка… Сделав четыре рейса, Максим почувствовал, что устал так, как никогда еще не уставал. Уже не дышал – хрипел, и только одна мысль пульсировала в мозгу: отдохнуть бы! Попить! Эх, хоть бы дождик… Или был бы снег – ел бы!
Наконец пленник не выдержал, швырнул лом наземь, обернулся:
– Слышь… мне б это… попить бы.
– Попить? – Конвоир усмехнулся. – Я и сам бы не отказался. Ладно, придем к воротам, посмотрим…
Максим вытер со лба пот… и увидел идущую к ферме девчонку. В белом, с синими цветочками платьице она казалось виденьем. Налетевший ветер растрепал светлые волосы, игриво задрал подол платья.
В руках девчонка что-то несла… Милое создание с синими, широко распахнутыми глазами…
– А ну, стой! – немедленно вызверился Жердяй. – Ты куда это?
– Вот, попить принесла. – Девушка улыбнулась. – Думаю, ходите-ходите тут целый день с кирпичами этими… Упарились!
– Вот это уж точно. – Уголовник кивнул. – А ну, давай, чего принесла…
Одной рукой он сжимал карабин, в другой держал пластиковую бутылку с водой. Не сбежишь… Да и сил уже нету…
– На!
Напившись, уголовник бросил бутыль пленнику, и тот, жадно присосавшись к горлышку, глотал холодную воду. Поистине, никогда ничего не пил слаще!
А девочка славная! Молоденькая, но вполне уже оформившаяся, со стройными бедрами и выпирающей сквозь тонкую ткань грудью. На месте конвоира Тихомиров явно не устоял бы перед всеми этими прелестями – немедленно завязал бы беседу, а потом, кто знает, может, что-нибудь и вышло бы…
Ну, что же ты стоишь, болван? Такая девчонка…
Ага… Не спуская глаз с пленника, Жердяй грубо схватил девушку за руку:
– Тебя кто надоумил сюда прийти, а?
– Я сама… пусти, Жердяй, больно.
– Больно? Сама? А ну, пошла отсюда, дура! Все будет доложено Миколу.
– Жердяюшко!
– Сказал – пошла вон! Пнуть тебя что ли?
Забрав корзинку, девчонка понуро поплелась обратно в поселок. Не оглядываясь. Нет… один раз все- таки оглянулась, с любопытством посмотрев на пленного. Тот встретился с ней глазами, улыбнулся… И, получив прикладом в грудь, отлетел в кусты.
– Ишь хавальник разинул! Я те разину! – Уголовник, кажется, был разъярен. – А ну встать! Встать, я
