А Тихомиров в данный момент предпочел бы водку – после всего, сегодня случившегося, неплохо было б расслабиться… не вином же?
– Выпьем за любовь! – Ника подняла бокал и тут же поставила обратно на придвинутый к дивану журнальный столик. – Ты хлеба-то принеси… ну, в смысле – галеты.
Галеты… конечно, галеты – свежего хлеба в городе давно уже не было.
Максим поднялся:
– Сейчас…
Заодно с галетами захватил и водку, початую бутылку «Хлебной»… Не хотелось бы ее с вином-то мешать – от такого коктейля у Макса всегда были сильные головные боли. А не выпить вина неудобно… разве что пригубить… А лучше – девчонку отвлечь.
Молодой человек так и сделал – вбежал, растрепанный, в комнату, округлил глаза:
– Ой, Ника! Там, у магазина, такое! Выйди на балкон, посмотри.
Вероника всегда была девушкой любопытной. Вот и сейчас вскочила…
– Эй-эй! – Макс тут же поднял бокал. – Чин-чин!
Чокнулись.
Прихватив бокал с собой, Ника убежала:
– Ну, где там что? Что-то ничего такого этакого не вижу.
– Лучше смотри!
Тихомиров быстро выплеснул вино в давно подаренную по какому-то случаю вазу. Вышел на балкон – довольный. Зевнул:
– Видать, кончилось все уже… Пошли в комнату. Слышь, Ника. А можно я все-таки водку буду? Ну, под картошку вино – как-то…
– Да пей ты чего хочешь. Тебе спать, кстати, не хочется?
– Да часок вздремнул бы… А ты?
– А я пока посуду помою… Уж не сомневайся, ровно через час разбужу! – Вероника хищно ухмыльнулась.
Максим вытянулся на диване, накрывшись пледом, и действительно вскоре задремал – сказывалось полученное за день напряжение. Ничего конкретно ему не снилось – одна сплошная тьма, сияющая каким-то пошлыми красными звездами.
А проснулся он сам… Ника не разбудила.
Темно уже было… и по квартире явно кто-то ходил, подсвечивая фонариками. Макс хотел было тут же вскочить, но повременил, услыхав вдруг негромкий голос:
– Ничка, где у этого хмыря бабки-то?
– В тумбочке под теликом посмотрите.
– Да смотрели уже – нет ничего.
– Тогда в книгах.
Вероника! Одетая, она стояла на пороге и деловито руководила каким-то непонятными личностями, поигрывая на ладони… Максовой золотой цепочкой! Сука! Вытащила, видать, из кружки!
– В диване еще обычно прячут, – голос был подростковый, ломкий.
Ника усмехнулась:
– Так проверьте!
– А этот?
– А выкиньте! Нет, осторожненько переложите на пол.
– А не проснется?
– Ха! Я ему три таблетки всыпала. До утра будет храпеть, а то и больше.
– Ну ты молодец, Ничка!
Тихомиров похолодел: он сразу все понял. Ах, вот как, значит?
И как только незваные гости ухватили его за ноги, намереваясь стянуть с дивана, от всей души заехал одному пяткой в глаз…
– Уй-а-а-а! – завопил тот…
Свет выпавшего фонарика выхватил из темноты большой лягушачий рот… Ага! Знакомая компания!
Вскочив, Максим ударил кулаком в зубы одному, второй убежал на кухню… А Ника?
А Ники в квартире уже не было! Лишь в распахнутую дверь тянуло с лестничной клетки холодом и затхлой мочой.
– А ну стоять, гоблины!
Ага, будут они дожидаться, как же! Один кинулся под ноги – сообразил, черт, – Максим споткнулся… Пока вставал, двое уже успели убежать… Но последнего он все-таки прихватил, прижал в дверях:
– Ну, говори, сука! Убью!
– А что говорить-то, дяденька? Все скажу, только отпустите.
В общем, он рассказал, что знал, и Тихомиров его отпустил – и в самом-то деле, не убивать же?
Не первая это была квартирка. А бандой руководила Вероника – ушлой оказалась девочка, мигом сообразила, что в смутные времена не грех и поживиться, пошарить, где что плохо лежит. С работы почти всех обнесла – это уже потом Максим узнал, да вообще многих своих знакомых. Не просто так в квартирки проникала – с выдумкой. Вот как тут, во дворе, – здорово разыграла, артистка.
Что ж, вот она, оказывается, какая любовь-то бывает, а в общем-то – и была ли? Скорее уж– нет, чем да. Потому и переживать нечего, а цепочку золотую… да черт с ней, с цепочкой. В крайнем случае, если затянется все до зимы, найдется еще, что продать.
Ну Ника!!!
Глава 4
Осень
Осень в этом году выдалась дождливой, а солнышко из-за проклятого тумана не светило в полную силу и не могло высушить грязь. Народ помаленьку приспосабливался к сложившейся ситуации, однако многие отчаялись – кто-то вешался, кто-то умирал с голоду, а кто-то грабил, выметая из магазинов и складов остатки продуктов – муку, макароны, тушенку. Отбившаяся от рук молодежь начинала сколачивала лихие банды, экспроприировавшие продукты у «куркулей» – так они именовали хозяев огородиков и частных домишек. Бензин повсеместно закончился – машины начинали менять на велосипеды, пока давали одну за три, но пропорция имела явную тенденцию к увеличению. Магазинная торговля давно замерла, зато несказанно оживилась рыночная, опять таки меновая, бартерная.
Первого сентября родители по привычке отправили детей в школу… увы, учебный год продлился меньше недели – убедившись, что не получат за свой труд никакой платы, учителя обратились к собственным насущным нуждам. Заниматься благотворительностью в таких условиях – непозволительная роскошь.
То же самое творилось и с другими учреждениями, почти все частные фирмы закрылись, за отсутствием топлива встала и автобаза, лишь ТЭЦ, слава богу, еще дымила, исправно снабжая город электроэнергией. Почему – непонятно. То ли у директора была еще какая-то совесть, то ли так – по привычке.
Максим, пока не сжег весь бензин, ездил на пригородные поля, раньше колхозные, а ныне принадлежавшие какому-то акционерному обществу. Организовать охрану общество не сумело: сами же охранники начали воровать первыми – урожай вывозили машинами, за ними потянулись работники, затем и весь прочий люд, у кого хватало смелости, наглости и силы. Картошка, свекла, горох, не брезговали даже турнепсом – перед наступлением зимы все имело цену. В частных домах резко возрос спрос на домашних животных – свиней, коз, коров, все вдруг быстро вспомнили народную мудрость о том, что коровушка богатым не сделает, но и умереть не даст. А призрак голодной смерти уже маячил не так уж и далеко, хотя многие этого еще в полной мере не осознали.
Едва не ограбленный Тихомиров стал теперь осторожнее, сведя к минимуму случайные связи. Частенько, почти каждый день, навещал сестру – помогал с огородом, потом укрепил забор, пустив поверху колючую проволоку, несколько мотков которой Макс обменял на музыкальный центр. Бартер, естественно, происходил на рынке, разросшемся почти на два квартала. Пожалуй, сейчас там можно было приобрести все, особенно велик был спрос на резиновые сапоги и дешевые теплые вещи, брали также свечки, и
